Синее золото(Роман)
Шрифт:
Таня держала себя так, как будто все трое уже давно знакомы между собой. Точно это была семья, в которой она хозяйка. Ее присутствие создавало атмосферу уюта.
На четвертый день рано утром приехали на станцию, где надо было садиться в сани.
Скоро заглох шум уходящего дальше поезда и стало тихо, тихо кругом. Село, где стояли ямщики, находилось в версте от станции. Лошади еще не были поданы. Ни один звук, ни один шорох не нарушал дневного торжественного безмолвия зимнего леса. Под тяжестью снега склонялись длинные ветки елок.
Но вот где-то вдали послышались бубенцы. Их серебряный морозный звон, то затихавший, то возраставший, приближался к станции.
Из-за поворота показались сани, запряженные парой лошадей — гусем. Ямщик хлопнул длинным кнутом и ловко подкатил к станционному зданию.
— Пожалуйте, пожалуйте, по солнышку-то живо довезу вас до Ершова. А там, лошади будут, можно сразу и дальше. Морозно. Ну, да день тихий, хорошо будет ехать.
Путешественники нарядились в шубы поверх пальто. Трудно было двигаться в больших валенках. Сели в ряд, Таню посадили между собой.
Щелкнул кнут ямщика, весело ударил колокольчик под дугой, а за ним залились тонким звоном бубенцы, привязанные к уздечкам. Ямщик, видно, был знаток, и колокольчики были подобраны один к одному. Кольнул мороз в щеки бесчисленным количеством игл и понеслись по сверкающей белой дороге. Скрипел снег под полозьями и мерно стучали, похрустывая, четыре пары лошадиных ног. Других звуков кругом не было.
Мирно покачиваясь, шли оба низкорослых иноходца. Не было ни напряжения, ни торопливости в их беге. Но сани летели быстро и ровно.
— За полтора часа вас до Ершова докачу, — весело сказал ямщик, оборачиваясь к седокам.
— А сколько до Ершова?
— 30 верст.
— Ну, ну, полно говорить, за полтора часа не докатишь, — добродушно заметил Воронов.
— На водку будет — докачу. В старину и скорее ездили, — ответил ямщик. — Эй, вы, соколики!
Он не ошибся. Едва прошло полтора часа, как сани въехали в покрытую снегом деревню. Лошади привычно остановились около большого дома и обе разом встряхнулись. Их розовые ноздри чуть-чуть раздувались и тонкие струйки пара валили из них.
Приветливо шумел самовар в большой станционной комнате. Какие-то люди сидели в ней на чемоданах. Угрюмым взглядом окинули они всех трех вошедших. Они сразу определили, что это начальство.
— Ну, как лошади, товарищ, есть? — спросил Воронов, стряхивая со своих широких плеч шубу и потирая руки. — Нам до вечера надо еще один перегон сделать.
— Будут готовы. Садитесь обедать. О вашем приезде мы были извещены, — ответил начальник станции.
— Для этих сразу подают, а мы здесь третий день ждем, — проворчал пожилой мужчина в углу. — Иностранцев катают, да еще с девицами. Делать-то нечего.
Воронов не слышал замечания, но Таня обернулась к говорящему и внимательно посмотрела на него. Что-то пробежало между ними.
Пока разминались, обедали и запрягали лошадей, прошло больше двух часов.
Выехали уже после трех пополудни с расчетом приехать засветло на следующую станцию, стоявшую в глухом лесу в овраге.
Лошади резво дернули и скоро деревня скрылась из виду за поворотом. Погода неожиданно изменилась. Небо заволокло тучами и в деревьях стал шуметь ветер. Высокие сосны с голыми стволами и с бело-зелеными шапками раскачивались все сильнее и сильнее. Перегон был нелегкий, почти все время подъемы и спуски.
Начал падать снег. Сперва мелкий, потом гуще и гуще. При подъеме на одну гору вдруг рванул ветер. Завыло, закрутило кругом. Снег подхватило и завертело. Казалось, что его несет со всех сторон. Снежинки, миллионы снежинок вились, крутились, били в лицо. Спускались, поднимались. Вдоль самой поверхности несло целые струи снега и быстро заметало дорогу. Ее трудно становилось различать. Передней лошади не было видно, только ее бубенчик доносился откуда-то издалека. Навстречу мело все сильнее и сильнее. Трудно было смотреть, залепляло глаза. Захватывало дыхание. Ямщик сбавил ходу и вскоре совсем остановил лошадей.
— Сбились с дороги, пойду поищу ее, — сказал он, не оборачиваясь, спрыгнул с облучка и кнутовищем стал нащупывать снег.
Передняя лошадь повернула к кореннику и как бы прикрыла его от ветра.
Минут через десять ямщик вернулся и опять двинулись вперед. Лошади еле-еле пробивали себе дорогу, проваливаясь в снег по брюхо.
Было очевидно, что дорога потеряна.
Все трое пассажиров неподвижно сидели в санях. В огромных шубах с поднятыми воротниками они совершенно не ощущали холода, да как только начал падать снег, потеплело.
Каждый по-своему переживал необычную обстановку. Паркер наслаждался новыми впечатлениями. Так все фантастическим казалось в этом заколдованном лесу, где не было ни земли, ни неба, а только одни снежинки.
Воронов и Таня по рассказам знали, что значит попасть в буран, но тоже до конца не отдавали отчета. Больше всего беспокоился ямщик. Он то выходил и осматривал кругом местность, то медленно двигал вперед лошадей.
Стало совсем темно. Вьюга не прекращалась. Снег продолжал залеплять глаза. По целине, по поляне поднимались в гору. Как только перевалили гребень и начали спускаться, сквозь завывания ветра стал прорываться какой- то другой звук. Он становился все яснее и яснее. Чувствовалось, как лошади напрягаются изо всех сил и дергают сани.
Ямщик обернулся к Воронову:
— Слышишь, лучше остановимся здесь, переночуем. Сена в санях много. Из веток костер разведем. К огню они близко не подойдут.
— Ну, ну, старик, выдумал ночевать. И так не тронут. Я попугаю. — Воронов вынул револьвер и выстрелил. Звук выстрела был сразу заглушен ветром.
Врывающееся во вьюгу завывание все усиливалось. Точно кто-то сзывал товарищей по сигналу. Лошади дергали изо всех сил. Вдруг сани выскочили из глубокого снега и лошади понесли вдоль крутого косогора, с которого снег был сметен ветром.