Синеокая Тиверь
Шрифт:
– А теперь я спрошу тебя, княже, – ощетинился Волот, – что будем делать, если случится так: мы поднимем народ и пойдем всем ополчением в ромеи, а обры тем временем нагрянут к нам?
Приумолк предводитель дулебов. Задумался ли или не знал, что ответить. И молчание это не пошло ему на пользу. Засомневался в целесообразности похода князь уличей («А что, – подумал, почесывая затылок, – может и такое статься»), сразу же и решительно перешел на сторону Волота князь поднепровских полян.
– Я тоже так думаю, – сказал он Добриту. – Не время поднимать ополчение и идти в ромеи, время заботиться о силе наших земель. Обры, став соседями, не случайно вторгаются в наши веси на границах и пробуют нашу силу. Они что-то замышляют против нас и ждут подходящего момента. Таким временем, думаю, и будет наш поход в ромейские земли.
– Было бы лучше, – не так уже решительно, но все же сопротивлялся старший среди князей земли Трояновой, – если бы мы не гадали, а точно знали, что замышляют обры. На тебя, князь полян, возложена обязанность стоять на страже нашей земли со стороны степи, ты должен бы и позаботиться об этом.
– Забочусь, княже, хотя похвалиться большой осведомленностью не могу. Сторонятся нас обры, и к себе не пускают, и не говорят: «Хотим жить как соседи с соседями». Вместо этого вторгаются, пробуют силу. А это заставляет думать: недоброе замышляют они против нас.
– И я говорю, – поддержал Волот, – обры – меч, занесенный над нашей шеей. Тиверь больше чем уверена: если нарушим договор с Византией и пойдем в земли Фракии, император не поскупится, подкинет обрам мехи с золотом, и те ударят нам в спину.
– Откуда такая уверенность?
– Разве князь не знает: на Тиверь издавна возложена обязанность оборонять землю Троянову со стороны ромеев, у нее было время и повод проверить соседей.
Все видели – не хотелось Добриту уступать, и все же беседа повернулась на примирение. Настроение у Волота сразу же изменилось. Как бы там ни было, вышло, как он хотел. Такая победа – услада сердцу. Улегся и успокоился наконец-то раздражающе-неспокойный червь, появилось желание расправить плечи и сбросить с них порожденную недовольством тяжесть. А вместе с чувством успокоенности захотелось присоединиться к застолью, угоститься за столом, который князь Добрит заставил яствами и питьем.
Заметив, что все уже под хмелем, гудят, словно пчелы, князь Волот подсел к Острозору.
– Хочу поговорить с князем полян с глазу на глаз.
– И я хочу того же, – приветливо улыбнулся Острозор. – Ждал только случая.
– Думаю, сейчас самое время. Прежде всего поблагодарю князя за то, что был трезвее других и помог удержать Добрита от губительного искушения – идти в смутную пору на ромеев.
– Что моя помощь? Князя Тивери следует благодарить, что нашел в сердце мужество встать против воли всех. Народ тиверский может гордиться таким предводителем.
Волот не возразил, но и не обрадовался похвале.
– На беду, этот предводитель не привел народ к ожидаемой благодати. Тяжкое время переживает Тиверь, и кто знает, как переживет его.
– Мои люди поведали мне, какая беда постигла люд тиверский. Поэтому ехал сюда и думал: не пришло ли время, сделав один шаг, сделать и другой?
– Какой?
– Лодьи мастери, пристанище есть. Пора посылать торговый люд в другие земли, пусть везет туда наш, оттуда чужой товар. Князь, надеюсь, понимает, какая выгода и народу, и земле?
– Если везти товар, то только к ромеям, – оживился Волот.
– Больше морем Эвксинским некуда податься. Византия – мировое торжище, там собирается чуть ли не весь торговый люд, как с запада, так и с востока. И это, говорю искренне, была одна из причин, которая заставила меня отстаивать мысли Волота, а не Добрита. Пришло время не с мечом идти к ромеям, а с товаром, не мечом обороняться от них, а рынками и своим товаром.
– Это правда. Это великая правда, княже! Разве я не вижу, не знаю: ромеям не так просто звать обров. Позвать – значит посадить их на своей земле, оставить в тех землях. А нужно ли им это? Разве мало у них забот и без обров, от тех, кого посадили раньше, а теперь не знают, как выпутаться.
– Время тревожное, и не только для нас. И все же я думаю, что нужно перезимовать, дождаться тепла, а с теплом – божьей благодати, и идти в ромеи: на встречу с императором, на заключение договора с ромеями. Смотришь, именно эта встреча, как и заинтересованность в торгах, заставит обров вести себя по-другому на границах Трояновой земли.
Волот просветлел лицом, казалось, даже протрезвел, обрадованный тем, что услышал.
– Слушай, княже, – он уселся поудобнее. – Это же какая мысль! Ты говорил об этом с Добритом?
– Нет, сначала хотел получить твое согласие.
– Так пойдем поговорим. Пусть не жалеет о том, что земли Фракии уплывают из его рук, пусть оттачивает ум свой на другое дело.
Еще с ночи подул и гудит над лесом сильный восточный ветер, тот, что приносит на своих крыльях запахи степей, а еще воспоминание о просторе, о жажде свободы. В поле, ясное дело, беда от такого ветра: слепит людям и коням глаза, сжигает недогоревшие нивы, а здесь, в лесу, кроме наслаждения от шума, что идет верхушками деревьев и будит стремительные мысли и молодецкие желания, нет ничего. Вот князь Волот и поддается искушению. Словно из головы вылетело, что по земле идет посеянная суховеем беда. Знай сторожит, сдерживает коня, похоже, любуется его удалой силой, не знает, куда деть свою. Конь играет под ним, играют от этого мысли князя, играет сердце.
– Что, отрок, – спрашивает ближайшего из дружинников и прямо светится от удовольствия, – так сильно набил задницу, что боком держишься в седле?
Дружинники хохочут, а тот, у кого спрашивал Волот, усмехается через силу и спешит сесть как положено.
– Да нет, княже…
Шутка для утомленных людей – развлечение, а когда шутит князь – и подавно. Подхватили брошенную для потехи мысль, играют ею, словно малые дети забавляются.
– Он, княже, не так набил, как подпортил дулебскими бобами. Знаю точно, видел, как в Волыне налегал на них. Не знал, бедный, что бобы для всадника – погибель в пути.
И снова смех, очередные шутки. Почему бы и не посмеяться, если есть над кем, если смех – единственная отрада в трудном, изнуряющем походе.
Князь немного утихомирился, набив оскомину на шутках. Не порывался вдаль, не гнал коня. Но выражение удовольствия не сходило с его лица очень долго.
Старший дружинник Власт заметил это и подъехал к Волоту.
– Пока есть время и случай, хочу посоветоваться с князем, – сказал, поравнявшись с Волотом. – Что буду делать после возвращения в Черн в дружине тиверской?