Синева небес
Шрифт:
— Она сказал, что не замужем. Я притворился, будто поверил, хотя было ясно, что она соврала. Ведь если женщина говорит, что ее заводит сам факт измены, значит она, без сомнения, замужем.
— Но ты ведь сам лжец.
— Я так сказал?
— Ну, да. Только что, — сказала Юкико улыбаясь.
— Я уже и забыл! Я вообще безалаберный.
— Люди, в общем, похожи друг на друга.
— Послушай, а у тебя в доме никогда не было осиных гнезд?
— Осиных гнезд? Да было как-то раз. А что?
— Это очень опасно. Я слышал, что в таких случаях
— И я не знаю. Вообще-то, от них мне жизни не было, просто не знала, что делать. А потом случайно зашел один знакомый и увидел гнездо. Так он сразу сказал, что с осами нужно как-то бороться. Дождался зимы и сбил гнездо. Вот и все. Обошлось без выкуривания. А что? У тебя дома осиное гнездо?
— Нет, мой дом — в центре города, ос там никаких нет. Единственная оса — это я. И мой шурин хочет меня выкурить.
— Разве не говорят: брат на брата — пуще супостата. Не слышал такую пословицу?
— Доводилось.
— Раз слышал, значит, это не должно тебя так угнетать. Ведь в жизни чего только не бывает! Мне странно, когда взрослые люди реагируют как дети.
Да, подумал Фудзио, это, конечно, так. Но печаль — это особый случай. Можно смириться со смертью, но нельзя смириться с печалью…
— Умри я от несчастного случая, мой шурин устроил бы на радостях пирушку. Вот такие у нас отношения.
— Я отношусь к тебе иначе. Хоть мы с тобой и не родственники, я бы вспоминала тебя, если бы ты заболел и умер.
— А кто были твои родители?
— Мои родители? Отец был обыкновенным служащим. А что?
— Да так, ничего. Просто захотелось узнать, кем были твои родители, которые так хорошо тебя воспитали.
Фудзио просидел у Юкико два часа. Оторвавшись на минуту от работы, Юкико приготовила амадзакэ. [21] Обычно этот сладковатый напиток вызывал у Фудзио отвращение. Но в тот день все было иначе. Ведь Фудзио уже ел в этом доме сладкие мандзю, которые подала ему Юкико.
21
Амадзакэ — сладкий напиток из выброженного риса.
Все это казалось весьма странным. Дома, когда мать подавала эту сладкую гадость, Фудзио отталкивал чашку. Обычно он терпеть не мог сладкое, хотя иногда, наоборот, с жадностью набрасывался на него. Именно поэтому мать всегда приставала к нему с угощением, забывая о горьком опыте: «Это очень вкусно, попробуй хоть чуточку».
Когда пришло время прощаться, Фудзио почувствовал, что ему не хочется уходить.
— Почему, когда я вижу тебя, у меня становится легко на душе? — спросил Фудзио, обуваясь в прихожей.
— Наверное, потому, что здесь так тихо.
— Ах, тихо… — пробормотал Фудзио. Вдруг он захихикал. — Так вот в чем дело. Вообще мое поколение любит шум…
Юкико ничуть не смутилась:
— В самом деле?
— Да нет, нет. Бывает, нравится, и когда тихо, — признался Фудзио.
— Хорошо, когда тихо. Можно человеком стать.
— А если шумно — чем тогда станешь?
— Наверное, чем-то неодушевленным. Вещью.
— Послушай, а ты смогла бы ждать меня всегда? — спросил Фудзио, сам поражаясь наивности своих слов. — Ждать все время, не встречаясь ни с кем? Ведь я уже никогда не приглашу тебя в отель. Но только ты будешь встречаться со мной, лишь когда я этого захочу?
— Едва ли жизнь у меня изменится. Да и куда я пойду — с иголками и шитьем? А гости ко мне заходят редко…
— Тогда жди только меня. Когда бы я ни пришел. Я хочу постоянно сознавать, что ты живешь лишь для меня.
В порыве чувств Фудзио схватил руку Юкико и прижал ее к щеке. Ему доводилось видеть, как иностранцы целуют женщинам руки. Однако Фудзио руку Юкико целовать не стал, а просто прижался к ней щекой.
Фудзио старался убедить себя, что это наполовину притворство. Мужчины склонны к театральным жестам, когда хотят завоевать женщину. Но в глубине души Фудзио сознавал, что это был искренний порыв.
— Какая у тебя рука шершавая…
Да, руки у Юкико не были белыми и ухоженными, а пальцы тонкими и аристократичными. Кожу на кисти покрывали трещинки — видимо, Юкико не очень следила за ней.
— Мне стыдно, что у меня такие некрасивые руки. Они не стоят твоего внимания, — сказала Юкико, спокойно отнимая руку. — Вообще, это плохо, когда кожа грубая. Все время работы цепляешь шелковую ткань, шить мешает. Но растения требуют ухода, — ласково добавила Юкико, словно речь шла о людях.
— Ну, прощай. Я еще зайду.
Фудзио, не спеша, направился к машине. Сев за руль, задумался. Хорошо, что здесь он хоть на несколько часов смог забыть о ненавистном Сабуро и о доме.
Однако же теперь пора наверстывать упущенное время.
Фудзио только было собрался заехать в закусочную «Синано», чтобы подкрепиться, когда вдруг сработал его «взгляд птицы», различавший в монохромном мире яркие цвета. Он заметил бредущую впереди женщину.
В другое время она вряд ли привлекла бы внимание Фудзио. В руках у нее была большая дорожная сумка и маленький черный ридикюль. Похоже, куда-то переезжает.
Только вот шла она в странном направлении. В той стороне не было ничего, кроме моря и дикого, запустелого берега.
Некоторое время Фудзио размышлял, наблюдая за загадочной незнакомкой. Нарушить естественный ход событий — или пусть они развиваются своим чередом?
Вообще-то Фудзио терпеть не мог, когда люди суют нос в чужие дела. Человек сам выбирает свой жизненный путь и отвечает за собственные поступки. Вот и эта женщина сама выбрала себе дорогу. Может, не знает, что там ничего, кроме моря, нет? Нет, вряд ли. По всему чувствуется, что она знает, куда идет.