Синева небес
Шрифт:
Фудзио насвистывал под ночным ветром. Было свежо, и было грустно.
Сегодня он еще хотел навестить Юкико Хату. Но для этого нужен предлог.
Выбросив мусор, Фудзио купил стаканчик сакэ в торговом автомате, установленном у винного магазина. Затем развернул машину и погнал ее к дому Юкико. Проезжая неподалеку от того места, где он закопал двух человек, Фудзио почувствовал, что его щеки гладит черный ветер, не похожий на мрак ночи. Чтобы прогнать это гнетущее ощущение и получить возможность встретиться с Юкико в неурочный час, Фудзио, остановив машину
— Что случилось?
От выпитого сакэ у Фудзио был такой ужасный вид, что открывшая ему дверь Юкико невольно выкрикнула эти слова. С его стороны не обошлось без некоторых элементов игры, но особой наигранности не было.
— Болен? Так приляг у меня немного.
— Не болен. Только меня заставили выпить сакэ. Мне же сакэ совсем нельзя, вот и почувствовал себя плохо, это не болезнь, не беспокойся, пожалуйста. Твоя сестра вернется, а я в таком состоянии…
— Сестра сказала, что сегодня ночью не вернется, только что звонила по телефону.
Юкико, поддерживая Фудзио, провела его в комнату.
— Ослабь немного пояс и приляг. Сейчас воды принесу, — говорила Юкико, подкладывая ему под голову сложенный вдвое дзабутон. — Подташнивает?
— Только сердце болит.
— Острое алкогольное отравление.
— А ведь всего из-за трех чашечек.
Стаканчик сакэ из торгового автомата, опорожненный в машине, он выпил всего лишь за несколько глотков и бросил в мусорную кучу, куда когда-то выбросил семена вьюнков.
— И выпил-то немного. Скоро пойду. Я не хотел появляться в такое неподходящее время. Просто пришлось выпивать поблизости, а как стало плохо, ноги сами принесли меня в твой дом.
— Сейчас нельзя уходить. Ты же на машине. Подумай, что может случиться, если вести машину в нетрезвом виде. Или уж лучше возвращаться домой, оставив машину.
— Машина завтра будет нужна, поэтому обязательно поеду.
— Зачем пил сакэ?
— Как зачем? С приятелем. Я хоть и не пью, но подумал, что пять-шесть чашечек пропустить можно. Он по-дружески предложил выпить по одной, а в том месте уже было три человека, поэтому я постарался не нарушать компании, вот так и получилось.
Сочинять такую повесть было одно удовольствие.
— Что же вынуждает пить? Варварство какое-то…
— Тяжелая мужская работа, которой нельзя заниматься, если не пить.
— И что за работа?
— Недвижимость. Беспрерывно развлекаться, наверное, невозможно? А находиться дома, хотя бы изредка, трудно, если не зарабатываешь сколько-нибудь денег.
— Это твоя работа, поэтому я ничего не могу о ней сказать, но думаю, что лучше добросовестно заниматься семейным делом, чем гоняться за легкой наживой.
— Ну, если бы не шурин… Когда он дома, только мое присутствие в магазине вызывает у него обострение язвы желудка.
— А твой шурин то же самое думает о тебе, не так ли?
— Наверное… — захихикал Фудзио от возникшего
Серьезные вещи все смешны. И, напротив, в смешных вещах бывает такое, над чем смеяться нельзя.
— Однако сегодня я слышал занятную историю, — сказал он Юкико, когда легкое сердцебиение немного стихло и он лежал, полный счастливой безмятежности. — Оказывается, есть человек, который зарабатывает столько, что в день платит миллион иен налогов. В день! Если это только налог, то каким же доход будет?
— Разве таких людей мало? Ты что, им завидуешь? — откровенно спросила Юкико.
— Живут в роскошной вилле. Говорят, площадь земельного участка составляет две тысячи цубо. Такой дом совершенно немыслимо купить простому человеку.
— Считаю, это счастливая судьба. Я, однако, думаю, что если посмотреть повнимательнее, то люди, которые чего-то добиваются, вызывают горькие мысли. Ради своего дела они работают десятки лет, принося себя в жертву. Такова плата за накопительство. Это вовсе не сладкая жизнь — зарабатывать за день такие огромные деньги.
Ты сейчас позавидовал этой вилле на участке в две тысячи цубо, но подумай: такой дом содержать в чистоте — это же страшное дело. Предложите мне за ним ухаживать — откажусь. Никакой ведь жизни не хватит, чтобы им заниматься.
— Они в саду сами не работают, не то что ты. Они лишь гордо отдают распоряжения садовнику.
— Все-таки это ужасно. Посторонний человек делает лишь порученную ему работу, а чтобы цветы и деревья росли здоровыми, им все равно нужна забота хозяина сада.
— Не означает ли это, что, в конце концов, человек любит только самого себя? Важны только собственные вещи?…
— У тебя странный идеалистический взгляд. Каждый человек больше всего любит себя и своих детей. Все стараются воспитывать детей в меру своей ответственности; если их воспитывать эгоистами, то, думаю, неожиданно обнаружится, как общество в целом улучшается. Неблагоразумно считать, что человек должен заботиться о чужих детях, а не о своих, это, наверное, было бы противоестественно.
— Вот ты иногда шьешь для людей дорогие кимоно стоимостью в сотни тысяч иен, и что, не чувствуешь здесь противоречия? Не думаешь, как это странно, что есть люди, которые могут себе позволить такую роскошь, и люди, которые не имеют такой возможности?
— Стоимостью не только в сотни тысяч. Вот совсем недавно шила кимоно, стоимость которого, говорят, превысила десять миллионов.
— Даже десять миллионов?
— Ну, да. Я точно не знаю, но так говорят, и, конечно, это была напряженная работа. Ведь если испортишь, то возместить убытки не сможешь.
Однако ничего неприятного я не испытывала. Если есть люди, которые хотят продать вещь за такую цену, и люди, которые согласны ее купить, то ничего плохого тут нет, не так ли? Благодаря этим людям процветает искусство тех, кто вручную ткет ткани и окрашивает их. Человеческому обществу нужны излишества. Если не будет излишеств, то, наверное, мы станем суетиться по пустякам.