Синева небес
Шрифт:
— В день?
— …
— Не в год, а в день миллион иен? Эй, отвечай.
— Папа так говорил. Я же в деньгах ничего не понимаю.
— Каждый день платить миллион иен — это надо зарабатывать в два раза больше.
Фудзио не был уверен в правильности своих слов, но повторял их, охваченный нараставшим в нем гневом. Когда он злился, для него все вещи постепенно обретали убедительность.
— Каждое утро, как только откроешь глаза, ты уже знаешь, что в твой дом поступило два миллиона иен, пока ты спала. Тебе не приходило в голову, что такого не может
— Не знаю, спросите, пожалуйста, у папы.
— Не можешь не знать. Ты же на эти деньги живешь. В такой роскоши живешь, на пианино учишься играть, у тебя что — рояль? Эй, что? Отвечай.
— Для занятий я использую другой инструмент. Пианино отечественного производства.
— Два пианино? А ведь существует множество семей, которые не могут купить и одного, его просто некуда поставить в тесной комнате.
Твой брат поступил на медицинский факультет все равно по блату, за громадные деньги. Откуда берутся такие деньги, знаешь? А? У твоего отца в компании работают сотни людей, это деньги, недоплаченные за их труд. Короче, украденные деньги!
Рассуждая так, Фудзио постепенно приближался к берегу, где когда-то был обрыв.
Эта семья зарабатывает в месяц шестьдесят миллионов иен на выпуске недоброкачественной продукции, которая обрекает стариков на голодную смерть. И это происходит в то время, как большинство людей не может заработать шестьдесят миллионов и за всю свою жизнь. За год выходит больше, чем семьсот миллионов. Ни один человек не в состоянии проделать за год работу, которую можно было бы оценить в семьсот миллионов иен.
Как же звали ту нехорошую девушку, которую на этом обрыве он отправил на тот свет? — пытался вспомнить Фудзио, но сразу ничего не пришло в голову. Она рассказывала, будто ее мать занимается тем, что в ресторане составляет компанию посетителям. Поэтому в электричке девушка не могла ограничиться одним местом. Пусть и не знаешь правил поведения в электричке, но недопустимо доставлять людям серьезное беспокойство, а раз так, то, наверное, и поделом ей…
Да, вот, наконец, вспомнил ее имя, — успокоился Фудзио и подумал: «Что было бы, если бы она, выжив из ума от старости, прожила бы еще до восьмидесяти-девяноста лет?»
Ту девушку звали Каё Аоки. И сейчас под этим обрывом она, наверное, грустит в одиночестве. Скоро пришлю тебе подружку. Вы одних лет и после этой ночи сможете подружиться.
Фудзио широко зевнул. Даже в этот момент он хотел принять скучающий вид.
— Я вас прошу, отвезите меня домой, пожалуйста!
— Не приставай! Я же сказал: после того как поговорим. Машину он остановил на том же месте, что и прежде. Только ночь
отличалась от прежней: тонкий серп луны, не доросший еще и до полумесяца, уже склонялся к морю; хотя признаков бури не чувствовалось, все вокруг было наполнено вздохами волн.
— Что, если здесь и поговорить?
Заметив, что попытка девушки открыть дверцу закончилась неудачей, Фудзио многозначительно улыбнулся, однако не сказал, что дверца заблокирована.
— О чем поговорить? — спросила Томоко.
— О
— Ни за что!
Томоко оттолкнула руки Фудзио. Однако это лишь определенно подтолкнуло Фудзио к последующим действиям.
— Снимай одежду!
— Ни за что.
— Не снимешь — убью! — беззаботно произнес Фудзио.
— А если разденусь, то не убьете? — пыталась уяснить Томоко. Затем она сняла матроску.
— Юбку тоже. Потом белье все заберу.
Скрестив руки на груди, Фудзио наслаждался зрелищем.
— Обувь и носки тоже снимай. Остаться голой, но в обуви и в носках — это нарушение правил.
Собрав всю одежду, что сняла девушка, Фудзио забросил ее на заднее сиденье. Когда он бросал туда обувь и носки, в его голове возникла новая идея.
Фудзио хотел подвергнуть наказанию и заставить страдать лишь директора компании Симада, который производил дефектные банки с вареньем. В таком случае, если нет необходимости убивать эту девушку, так и не нужно протягивать руки к телу этого перепуганного ребенка, от которого, похоже, воняет мочой.
— Дверь откроется — и выходи.
С этими словами Фудзио украдкой привел в действие механизм, управляющий блокировкой дверей, что был у него под рукой; когда девушка нажала на ручку, дверца открылась без труда, словно по волшебству. Томоко, как ей было сказано, вышла из машины, но стоять голыми ногами на земле было трудно, а ступать по земле с непривычки, видимо, больно.
— Вот сейчас и пойдешь к себе. Далековато будет? — злобно прокричал Фудзио через открытое окно и дал машине задний ход.
В этот момент Томоко, вероятно, поняла, что теперь у нее есть шанс. Пока Фудзио разворачивал машину, ему было видно, как белое голое тело Томоко, будто танцуя, запрыгивает в заросли. Она, наверное, считала, что Фудзио ее не заметит, но он все это наблюдал в зеркало заднего вида.
Фудзио беззвучно рассмеялся.
Когда машина окончательно развернулась, Фудзио в насмешку над Томоко включил газ на полную мощность и покинул место происшествия. Он выехал на узкую проселочную дорогу, а затем влился в общий поток машин на главной дороге. Фудзио смеялся, не переставая.
Теперь он думал: что делает эта девушка совершенно голой?
Вспомнив об одежде Томоко, брошенной на заднее сиденье, он примерно через километр остановил машину, собрал одежду и запихнул ее в бумажный пакет, обнаруженный в багажнике. Затем, чтобы выбросить его, поехал на восток вдоль побережья.
Выехав на длинный песчаный пляж у побережья Миура, Фудзио остановил машину и выбросил пакет в большой мусорный ящик, установленный для отдыхающих на пляже. Это было место, куда приезжают отдыхать самые разные люди и из Токио, и из Иокогамы. Вот почему даже невозможно представить, какой разнообразный мусор здесь выбрасывается; Фудзио об этом знал, увидев однажды, как работает мусорщик. Это было место, где выбрасывается все — от белья и сумок до корзин, в которых носят младенцев, очков и фотоаппаратов, и никому не приходит в голову, что это странно.