Синева
Шрифт:
Нынче сурки — редкость, кое-где даже в Красную книгу записаны. А ведь были времена, когда ни один порядочный шарманщик без сурка на улицу не выходил. Сурки вытаскивали билетики со счастьем. Иван Карлыч очень любил об этом рассказывать. Он надевал старинное золочёное пенсне, как у писателя Чехова, и доставал с книжной полки открытку — репродукцию с картины старинного французского художника Ватто «Савояр с сурком».
«Вот, — говорил он торжественно, — вот, пожалуйста, нас, сурков, великие художники рисовали».
А
Ивану Карлычу много всего пришлось пережить, прежде чем он попал к Тимоше. О тех временах он не любил вспоминать. И когда мальчик приставал с расспросами, только махал бархатной лапкой и тяжело вздыхал: «Зачем ворошить кошмарное прошлое… Я счастлив тем, что под старость обрёл тихую пристань…»
Вот так они и жили. Папа и мама уходили на работу, когда Тимоша ещё спал, а возвращались частенько, когда он уже спал. Так что весь день мальчик проводил с двумя старыми своими друзьями — с Будильником да с Иваном Карлычем. С ними он играл и разговаривал, с ними смотрел телевизор и читал книжки. Бывало, что они ссорились, но не надолго, потому что любили друг друга.
«А если любишь, — говорил Иван Карлыч, — всегда помиришься…»
А ещё у Тимоши был дедушка — солдат. На стене, на фотографии. «Совсем молодой, прямо мальчик», — говорила мама. И до того схожий с Тимошей, что мальчику иногда казалось, будто это не дедушка, а он, Тимоша, сфотографирован там, в прифронтовом лесу, у какой-то разбитой телеги.
На дедушке-солдате была старая мятая ушанка со звёздочкой, прожжённый ватник без погон, широченные штаны с заплатками на коленках, огромные ботинки на заклёпках да обмотки, в которых ноги казались кривыми и тонкими.
Тимоша любил эту фотографию. Недаром она висела над его кроватью. Засыпая, он подолгу смотрел на своего дедушку и был уверен, что солдат на фотографии видит и слышит всё, что происходит в доме, и даже знает, о чём Тимоша думает и мечтает.
А когда на фотографию падали солнечные лучи, мальчику казалось, что солдат улыбается ему и даже подмигивает: «Не горюй!»
И странное дело: рядом с этой выцветшей фотографией тускнели самые яркие картинки и открытки…
Нет, не то чтобы они вправду блёкли. Просто если они случайно попадали на стенку, где висел дедушкин портрет, сразу как-то терялись: на них никто не обращал внимания и потом даже не мог вспомнить, что там было изображено.
Даже
Правда, мальчику было немножко обидно, что у солдата нет ни боевых орденов, ни автомата и на боку не револьвер, не сабля, а толстая тяжёлая санитарная сумка.
Глава вторая
Утро туманное
В то утро всё было как всегда. Тимоша ещё сквозь сон услышал, как переругиваются шёпотом старый Сурок и Будильник.
— Опять выключать! Не дамся! Не позволю! — бренчал всеми своими шестерёнками Будильник, бегая по комнате.
— Не убегай! Не убегай! — задыхался Иван Карлыч. — Остановись!
— Что это такое?! — возмущался Будильник. — Я точный! И выключать себя не позволю! Вчера выключил. Позавчера… Я — Будильник! Мой долг — будить, то есть звонить!
— Да пойми ты, консервная банка со стрелками! — не на шутку сердился Иван Карлыч. — Мальчик болен! Дай ты ему поспать… Не буди его!
Тут Тимоша сразу почувствовал, что ангина не прошла, а значит, в школу нельзя. Делать совершенно нечего…
Папа с мамой на работе. Уроки давно выучены. А новые еще когда-а ребятам зададут, еще когда-а Булкин позвонит телефону да скажет, что на завтра учить. Если сейчас проснуться, придётся принимать лекарство, пить противное тёплое молоко. А больше и дел-то никаких. Хоть опять спать ложись, хоть в окно гляди…
Только в окно ничего особенно интересного не увидишь: улица далеко внизу. Оттуда шум машин доносится, иногда собака залает, милиционер засвистит… И ещё тысяча непонятных звуков. И так иногда хочется узнать, что же там делается на улице! Но окна открывать категорически запрещено. И не только окна, но и балконную дверь. Тимоша родителям торжественно пообещал окна без них не открывать, а он слово держать умеет.
А если из окна не высовываться, то только и видно стадо домов, таких одинаковых со всех сторон, что даже если их перевернуть и поставить на плоские крыши, то никто перемены не заметит.
«Вот если бы не было номеров, как бы люди свои квартиры находили?» — думал иногда Тимоша.
На дома смотреть ему совсем не хотелось.
И всё же он любил смотреть в окно, хотя бы и закрытое, потому что за ним было небо! В небе плыли облака, проносились птицы. Оставляя серебряные полосы, пролетали самолёты.
Небо всё время менялось: оно было то голубым, то синим, то фиолетовым, розовым, нежно-зелёным, алым…
И если долго-долго смотреть на плывущие в широком небе облака, то начинало казаться, что и сам среди них летишь навстречу солнцу…