Шрифт:
Глава первая
Жил-был Дуня
В одном большом-пребольшом городе, в одном высоком-превысоком крупноблочном доме, в малогабаритной квартире жил-был ученик второго класса Тимоша по прозвищу Дуня!
Получил он это ужасное девчоночье прозвище из-за родителей. Они Тимошу очень любили и называли ласково Одуванчиком.
«Смотри, — говорила мама папе, совершенно расстроенная, — наш Одуванчик такой худенький, совершенно невесомый. Одни вихры! Он даже тени не оставляет!» — «А это что? — говорил папа, чтобы утешить маму. — Разве не тень?» И показывал
Даже летом мальчик спал в тёплой пижаме, а по квартире ходил в больших тёплых тапочках с помпонами. Снимать тяжёлые тапки категорически запрещалось. Наверное, родители боялись, что без них Тимошу может унести сквозняком. Может быть, поэтому только и слышно было: «Одуванчик, надень пальто! Одуванчик, опусти у шапки уши! Одуванчик…»
Ребята в школе, конечно, не могли звать его так длинно. Слово Одуванчик само собой сократилось, и Тимоша стал Дуней. Как девчонка. Так и пошло: Дуня да Дуня.
Но и без этого прозвища многие старушки, что круглосуточно сидели на лавочках в скверике, считали Тимошу девочкой.
«Ах! — кричали они ему. — Ну зачем ты схватила клюшку? Такая хорошая девочка, а водишься с такими скверными мальчишками! Зачем тебе этот гадкий хоккей?! Сядь лучше на скамеечку, мы научим тебя вышивать».
«Папа! — чуть не со слезами спрашивал Дуня. — Ну почему меня все принимают за девочку?» — «Ничего страшного, — говорил папа. — Меня тоже очень долго принимали за девочку, а потом я стал хорошо есть кашу, и вот посмотри…»
Теперь папа был похож на трактор «Кировец-701». Вероятно, с кашей он перестарался.
«Мама! — горестно вздыхал Дуня. — Ну разве я похож на девочку?» — «Ты похож на Маленького принца! — гордо отвечала мама. — На Маленького принца, про которого написал чудесную сказку замечательный французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери».
И в подтверждение своих слов она однажды принесла портрет Маленького принца (его сам нарисовал замечательный французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери) и повесила на стенку над Тимошиной кроватью. Мама и папа долго стояли перед портретом Маленького принца, взявшись за руки, и молча вспоминали что-то своё, к чему Тимоша не имел никакого отношения, потому что родился гораздо позже.
Когда родители ушли на работу, Тимоша долго рассматривал Маленького принца. Потом, когда чистил перед завтраком зубы, он рассматривал себя в зеркало, но никакого сходства не обнаружил. Уши у них были совершенно разные. Ну разве у Маленького принца уши? Смех один. Глаза? Ну абсолютно непохожие глаза! А носы?! Тут вообще говорить нечего. У Маленького принца носа почти что и нет, зато у Тимоши!.. Особенно когда насморк!..
Вот только шарф! Длинный шарф Маленького принца был точь-в-точь такой же, как у Тимоши. Как увидел Тимоша этот шарф, сразу ему Маленького принца жалко стало. Ведь известно: человек, будь он хоть принц, хоть кто, просто так на шею здоровенный шарф наматывать не станет! Раз на шее шарф — Дуня это по себе очень даже хорошо знал, — значит, дело ясное: ангина!
«А вот ангина, будь она неладна! — говорил Иван Карлыч. — Это вам не фунт изюма».
И Тимоша с Иваном Карлычем был полностью согласен: то есть совершенно не фунт!
Некоторые здоровяки — не будем называть их пофамильно — так вот, некоторые здоровяки из второго, из третьего и даже из четвёртого класса только и мечтали заболеть.
«Везёт же Дуне! — говорили они с завистью. — Только чуть-чуть по луже походил, даже не на самую глубину — и пожалуйста, полчетверти болеет. А тут по пять порций мороженого съедаешь на катке — и хоть бы горло покраснело, хоть бы на одно деленьице температура поднялась! Счастливый ты, Дуня!»
Некоторые здоровяки думали, что болезнь — это вроде каникул. В школу ходить не надо! Уроки учить не надо! И никто тебя за это не ругает, не дразнит лодырем, прогульщиком, а наоборот: все тебя жалеют! Подарки дарят! Всякими сластями угощают.
А ты валяешься целый день на кровати, уплетаешь бананы-апельсины со сгущёнкой и смотришь по телевизору все передачи подряд!
Эти некоторые здоровяки сами никогда не болели. Где им понять, что болезнь от слова «боль» происходит. И стало быть, больных жалеют не зря… Болеть — ох как трудно!
Тимоша-то это знал, к сожалению, очень хорошо.
Если бы некоторые здоровяки узнали, о чём мечталось Тимоше, они бы очень удивились, потому что мечты у него были о самых простых вещах. Здоровяки никогда бы не подумали, что об этом можно мечтать. Например, о том, чтобы летом бегать по лужам, под дождём, зимой лепить снеговиков и кидаться снежками — без варежек! А весной и осенью ходить без галош, промачивать ноги. И круглый год есть мороженое!
Но чтобы не навалилась при этом душная температура и не болело горло, словно туда гвоздей наколотили.
Он мечтал ходить в школу каждый день и получать отметки не только по русскому языку и математике, но и по физкультуре, и по пению, от которых он вечно был освобождён.
Он мечтал о том, чтобы в их квартире, где пахло лекарствами и даже радио говорило вполголоса, каждое утро громко трезвонил будильник!
Будильник-то у Тимоши был замечательный. Довоенный. Дедушкин. У Будильника был похожий на шляпку гриба здоровенный никелированный звонок, а на задней стенке брякали две серьги с полустёртыми лихими надписями: «Ход» и «Бой».
Старый Будильник работал, не зная усталости. Круглые сутки он считал минуты, пересыпал секунды и складывал их в часы, дни и годы. А в те редкие дни, когда мальчик был здоров, по утрам Будильник звонил. И тогда казалось, что там, внизу, под окнами дома, где шипели шинами и завывали троллейбусы, вдруг затрезвонил весёлый весенний трамвай (хотя трамваи здесь сроду не ходили, тут и рельсов-то не было!).
От такого отчаянного переливчатого звона просыпался даже Иван Карлыч. А уж он-то был не просто любитель поспать, он был Мастер Сладкого Сна! Профессионал. Спал Иван Карлыч самозабвенно: храпел, причмокивал во сне, стонал, разговаривал и даже отвечал на вопросы не просыпаясь. Он мог заснуть в любом положении и на любой срок. У него и любимая пословица была про сон: «Лучше переесть, чем недоспать!» В общем, спал он как сурок, потому что и был… сурком.