Сингапурский квартет
Шрифт:
Отужинали в подавленном молчании. Переговорив по телефону со своими боссами перед десертом, оба казначея заявили, что, во-первых, в свою очередь хотят угостить Бруно в ресторане «Императорская кухня» в Сингапуре, а, во-вторых, там же, в отдельном кабинете, выслушать его сообщение относительно новейших методов обеспечения секретности. Скажем, через неделю.
Через неделю Бруно от имени своей фирмы «Деловые советы и защита» предъявил сингапурцам ультиматум. По прикидкам его «юристов», боссы обеих группировок должны были согласиться: он, Бруно, явился как посредник, который
Миротворец Бруно Лябасти получил за свою идею и труды два процента из общака объединившихся банд. Созданный синдикат, названный «Бамбуковый сад», процветал и в результате этого обильного цветения среди его побегов появилась качественно новая поросль. С университетскими дипломами. С опытом работы в финансовых заведениях Европы и Америки. Научившаяся искусству стремительных операций на токийской бирже. Туманившая теперь головы таким, как этот увалень за рулем «мазды», россказнями о деньгах, которые, подобно амебам, размножаются делением, едва подыщешь им благоприятную биологическую, то бишь банковскую среду…
Бруно отпустил такси напротив обелиска павшим в двух войнах.
Бриз с залива приятно согревал после выстуженной кондиционером машины. Но скрежет и грохот одолевали и здесь. Метростроевцы вгоняли в ракушечник стальные опоры. И зачем, господи, тянуть дорогостоящий подземный ход вдоль набережной королевы Виктории? Наверное, Бруно слишком сросся с этим чудесным городом.
Полюбовавшись струей, бившей из пасти цементного льва у впадения речки Сингапур в пролив, Бруно потащился к причалу Раффлза. Странно, он не спешил туда, где помыслами был с самого утра, едва проснулся. Боялся? Он, давно забывший, что такое страх вообще?
— Прости, ты уже здесь, — сказал он женщине в просторной голубой рубахе навыпуск, доходившей до колен, и узких, в черную и белую полоску брюках. Ему показалось, что его извинение прозвучало заискивающе.
— Представляешь, Бруно, прожив в этом городе жизнь, я не удосужилась покататься на джонке! О каком прощении ты говоришь? Я все равно дождалась бы тебя, а нет — покатила бы одна следующим рейсом… Прекрасная идея назначить встречу именно здесь!
Она отвела прядь, брошенную ветром на глаза. По руке скользнули браслеты из речного жемчуга.
Барбара Чунг вела родословную из Гонконга, а там дети смешанных браков, если, конечно, это были браки, носили фамилию матери. Напротив, выходцы из Шанхая или сингапурцы получали отцовскую — обычно английскую или португальскую. Капитана джонки, на лакированную палубу которой они шагнули с пирса, звали Чан да Суза.
— О небо! Какое восхитительное удовольствие! — выкрикнул коренастый Чан, воздевая короткие руки над штурвалом, из-за которого цепко следил за проверкой билетов и рассадкой пассажиров. — Господин Лябасти! Госпожа Чунг! Как поживаете? Рад вас видеть на борту!
Духи Барбары на палубе улавливались острее.
Да Суза, сын португальца и китаянки, считал себя добрым католиком, но над рубкой держал алтарь буддийских святых. Море непредсказуемо, а ведь Богородице тоже случается вздремнуть,
— Выглядите преуспевающим, господин да Суза, — сказал Бруно.
— Ох, спасибо, господин Лябасти! Какое преуспевание! А вот вы выглядите молодым и здоровым… Как это хорошо! Но вы-то знаете, что огорчает всех ваших друзей. У вас один сын. Всего один! Не подумывает ли уважаемая старшая жена господина Лябасти подыскать ему ещё и младшую, ради приумножения потомства?
— Рули внимательней, — сказала Барбара, беря с подноса, принесенного юнгой, стакан с лимонным соком. — Уж не считаешь ли ты, да Суза, старый хрыч, что мадам Лябасти метит в меня?
Они рассмеялись все вместе. Да Суза чуть круче, чем нужно, переложил штурвал, расходясь с моторным сампаном, увешанным гроздьями матросов в увольнении. Барбару прислонило к плечу Бруно.
— Присядем где-нибудь? — спросила она.
Они едва нашли два свободных пластиковых стула, привинченных к палубе. Волосы Барбары забрасывало на щеку Бруно.
— Нас становится слишком много на этой земле, — сказал он. — Помню времена, когда Чан отваливал с десятком туристов и благодарил богов за хороший бизнес… А теперь не протолкнешься на палубе!
— Появилось больше стариков с деньгами на развлечения перед смертью, вот и все… Вокруг нас пенсионеры. Род людской стареет, а потому и увеличивается.
Чуть отвернувшись, она смотрела на море.
Стариков действительно прибавляется, подумал Бруно о себе. И мягко усмехнулся: в его шестьдесят девять то, что он собирался предпринять, на языке остряков его бывшей родины называется «суетой перед закрытием ворот».
— Зачем ты хотел видеть меня? — спросила Барбара на французском. На этом языке «ты» звучало подчеркнуто.
Она торопилась. Наверное, чтобы побыстрее покончить с деловой частью встречи.
— Можно я потрачу ещё несколько минут на подбор слов? — спросил Бруно.
— Мне нравится думать, что ты — француз… Хотя я знаю, что ты вовсе не француз, даже имея французский паспорт, который французский консул считает подлинным. Но кто ты на самом деле…
Они обходили верфи «Кеппел».
— «Дальний берег»… «Дальний Восток»… «Марина Раскова»… — Барбара вслух разбирала огромные надписи на бортах сухогрузов в ремонтных доках. Может, и русский, сбежавший на свободу, верно?
Бруно положил тронутую рыжеватой порослью руку на её локоть. Барбара мягко провела пальцами по щеке Бруно.
— Хватит, дорогой. У нас ничего не получится…
— Я испытываю глубокое чувство, Барбара.
— Видимо, это правда… Я сожалею об этом.
— Сожалеешь? Почему?
Да Суза правил мимо острова Сентоза, на холмистой вершине которого лорд Маунтбеттен принял капитуляцию генерала Итагаки в сорок пятом. Как раз когда Бруно начинал карьеру, если можно назвать карьерой оказавшуюся в сущности нелепой и, как теперь выясняется, не совсем счастливой жизнь. А Барбаре только ещё предстояло появиться на свет через пятнадцать лет, и поэтому первая война в её жизни была во Вьетнаме. Какая же по счету для него?