Сингл и Сингл
Шрифт:
– Да.
– Мистер Крауч давал вашей семье деньги, помимо этих ста пятидесяти тысяч?
– Нет.
– Нет, не давал? Или нет, вам об этом ничего не известно?
– Нет у меня никакой семьи. Родители умерли.
Братьев и сестер не было. Поэтому, полагаю, Крауч и проникся такими теплыми чувствами к Кармен. Больше у него никого нет.
– Кроме вас.
– Да.
– А лично вам он ничего не давал? Напрямую или через кого-то? Вы ничего не получали от Крауча?
– Нет.
– Никогда?
– Никогда.
– И ничего не получите… насколько вам это известно?
– Нет.
– Не вели с ним никаких дел, не занимали у него денег, пусть не у него лично… через солиситоров?
– Нет.
– А кто тогда заплатил за дом Хитер, Оливер?
– Я.
– Как?
– Наличными.
– Достали из чемодана?
– Снял с банковского счета.
– А как вы собрали такую большую сумму, позвольте спросить? С помощью Крауча, его деловых партнеров, участвуя в его темных сделках?
– Эти деньги я скопил, работая в Австралии, – пробурчал Оливер и начал наливаться краской.
– Вы платили налоги со своих заработков, когда жили в Австралии?
– Работа у меня всегда была временная. Возможно, работодатель платил за меня налоги. Я не знаю.
– Вы не знаете. И, разумеется, учета вашим заработкам вы не вели? – Многозначительный взгляд на Поуда.
– Нет, не вел.
– Почему?
– Да знаете ли, как-то не пришло в голову записывать, где и когда я зарабатывал каждый австралийский доллар, а потом сунуть эти записи в рюкзак и везти их за десять тысяч миль.
– Да, наверное, могло и не прийти, – Ланксон вновь бросил взгляд на Поуда. – И сколько денег вы привезли из Австралии в Великобританию, Олли? Сколько вы накопили?
– После того как я купил дом для Хитер, мебель, минивэн и необходимый реквизит, у меня практически ничего не осталось.
– А другими делами вы в Австралии не занимались? Не торговали, скажем… некими субстанциями… Продолжить ему не удалось. Тугуд об этом позаботился. Приподнявшись со стула, возмущенно нацелил указательный палец в Ланксона.
– Это безобразие, Уолтер! Олли – один из самых уважаемых клиентов нашего отделения. Немедленно возьмите свои слова назад.
Оливер смотрел в стену, тогда как Поуд и Тугуд ждали, пока Ланксон выпутается из щекотливого положения. Он и выпутался, изменив направление удара.
– Итак, в настоящее время, – Ланксон искоса глянул на Поуда, – средствами фонда распоряжаются Олли и Артур, а какой-то лондонский адвокат проштамповывает все ваши решения, потому что этот скрытный мистер Крауч, которого обычно никто не может найти, даже его солиситоры, не кажет носа из своего доме в Антигуа в Вест-Индии. – Оливер промолчал, наблюдая, как и остальные, за его попытками докопаться до истины. – Бывали там? – Ланксон еще больше повысил голос.
– Где?
– В его доме. В Антигуа. Где же еще?
– Нет.
– Не думаю, что там побывали многие, не так ли? При условии, разумеется, что этот дом вообще существует.
– Это переходит все границы, Уолтер, – вознегодовал Тугуд. – Крауч – не резиновый штамп, он прекрасно разбирается в финансах, получше многих брокеров. Мы с Оливером разрабатываем стратегию, выносим ее на суд Крауча через его солиситоров, получаем его одобрение. Более чем логично, не так ли?
– Он повернулся к Поуду, который имел большой вес в банке. – Вся информация регулярно передается в центральный офис, Рег. Юридический департамент просматривает всю документацию, на всякий случай мы показывали ее службе внутренней безопасности и не получали никаких замечаний. Нас проверял департамент фондов. Нет претензий и от налогового управления. Центральный офис одобрил нашу деятельность и порекомендовал продолжать в том же духе. Мы и продолжали. И весьма эффективно. Менее чем за два года превратили сто пятьдесят тысяч в сто девяносто восемь и продолжаем наращивать эту сумму.
– Он посмотрел на Ланксона. – Ничего не изменилось, кроме итоговой суммы на счету. Фонд находится в компетенции регионального отделения, мы сами управляем его активами, и так должно быть и дальше. Олли и я живем здесь и прекрасно со всем справляемся. Меняется только сумма, которой мы распоряжаемся, но не принцип. Принцип определен восемнадцать месяцев тому назад.
Оливер медленно выпрямился, переплел пальцы рук.
– Какая сумма? Как эта сумма изменилась? – пожелал знать он. – Чего вы мне не сказали? Я – отец Кармен. Я не просто ее доверительный собственник.
Прошла вечность, прежде чем Поуд соблаговолил ответить. А может, время замедлилось только в голове Оливера. Возможно, Поуд ответил сразу, а в голове Оливера этот ответ прокручивался снова и снова, пока до него дошел смысл сказанного.
– Очень крупная сумма поступила на счет фонда вашей дочери Кармен, Олли. Столь крупная, что банк счел этот перевод ошибочным. Ошибки случаются. Деньги поступают не на те счета. Операционистки путают цифры, менеджеры их не контролируют. И миллионы лежат непонятно где, пока мы не связываемся с банком-отправителем и не выясняем, что к чему. Но в данном случае банк-отправитель утверждает, что и перечисленная сумма, и счет правильные. Деньги переводились на счет фонда Кармен Хоторн. Донор – аноним, потому что таково его или ее желание. Когда дело касается банковской тайны, вызнавать что-либо у щвей-царцев бесполезно. Закон для них закон. Кодекс – кодекс. «Деньги отправлены клиентом», – и все. Разве что соблаговолили сказать, что операции по этому счету проводятся уже много лет и у них нет ни малейших оснований сомневаться в добропорядочности их клиента. Большего мы от них не добились.
– Сколько поступило денег? – спросил Оливер. Поуд ответил без запинки:
– Пять миллионов и тридцать фунтов. И мы хотели бы знать, от кого они поступили. Мы обращались к солиситорам Крауча. Они ответили, что никаких денег не переводили. Мы спросили, можно ли связаться с мистером Краучем, чтобы получить от него разъяснения. Они ответили, что в настоящее время мистер Крауч путешествует. И пообещали незамедлительно дать нам знать, если им станет что-либо известно. Что ж, нам прекрасно известно, что нынче путешествие – очень удобный предлог для того, чтобы не отвечать на не очень приятные вопросы. Но если деньги перевел не Крауч, то кто? Почему у него или у нее вообще возникла такая мысль? Кто захотел дать вашей маленькой дочери пять миллионов и тридцать фунтов, не будучи доверительным собственником, не предупредив заранее других доверительных собственников, не открыв своего имени? Мы думали, что вы сможете просветить нас, Оливер. Никто другой, похоже, не может. Вы – наш единственный шанс.
Поуд замолчал, предоставляя Оливеру возможность ответить, но тот молчал. Сидел, сгорбившись, уткнув подбородок в воротник пальто, отбросив назад длинные черные волосы, уставившись широко раскрытыми карими глазами в далекое далеко, приложив большой палец правой руки к нижней губе. А в голове отрывками прокручивался фильм его жизни: вилла на Босфоре с плоским фронтоном, белые стены комнаты для допросов в аэропорту Хитроу.
– Можете не спешить, Олли, – тон Поуда настраивал на покаяние. – Подумайте. Может, кто-то из Австралии. Кто-то из вашего прошлого или из прошлого вашей семьи. Филантроп. Богатый эксцентрик. Еще один Крауч. Вы когда-нибудь покупали акции месторождений золота или чего-то такого? Был у вас деловой партнер, которому вдруг невероятно повезло? – Нет ответа. Нет даже уверенности, что Олли слышал. – Потому что нам нужно объяснение, вы понимаете. Убедительное объяснение. Пять миллионов фунтов, переведенные от анонима из швейцарского банка. В этой стране не обойтись без внятного объяснения, как и почему такие деньги приходят на счет.