Сингл и Сингл
Шрифт:
– Не так-то легко вас найти, мистер Хоторн, – строго отчеканил Поуд. – Артуру пришлось носиться за вами по всему городу, не так ли, Артур?
– Моя трубка вам мешает? – спросил Ланксон. – Вы уверены, что нет? Снимите пальто, мистер Хоторн. Повесьте вон там.
Оливер снял берет, но остался в пальто. Сел. Напряженное молчание висело в кабинете, пока Поуд перебирал бумаги, а Ланксон выбивал трубку в пепельницу. «Белые жалюзи, – сухо отметил Оливер.
– Белые стены. Белые лампы. Таков любимый цвет банков по ночам.
– Позволите называть вас Олли? – спросил Поуд.
– Пожалуйста.
– Мы – Рег и Уолтер… только не Уолли, если не возражаете, – вставил Ланксон. – Он – Рег. – Молчание вернулось. – А я – Уолтер, – добавил со смешком, который никто не подхватил.
«Вам бы седые пушистые бакенбарды, – думал Оливер, – и лиловые, прихваченные морозом носы. Часы-луковицы в карманах пиджаков, а не шариковые ручки». Поуд держал в руке блокнот. Оливер заметил, что надписи сделаны разными почерками. Имелись колонки дат и чисел. Но разговор начал не Поуд. Ланксон. Заговорил важно сквозь сигарный дым. Он сразу переходит к делу. Нет смысла ходить вокруг да около.
– Моя сфера деятельности, доставшаяся мне за мои грехи, – безопасность банка, Олли. То, что мы называем соблюдение инструкций. Сюда входит все, от ночного сторожа, который выпил на дежурстве банку пива, до кассира, который платит себе вторую зарплату из ящика с деньгами. – Опять же никто не рассмеялся.
– А сейчас нас интересуют, как вы уже поняли со слов Артура, фонды. – Затяжка.
«Короткая у него трубка», – отметил Оливер. Вспомнил, что в детстве у него была такая же, из китайской глины, чтобы пускать мыльные пузыри в ванне.
– Мы хотим у вас кое-что спросить, Олли. Кто такой мистер Крауч?
«Абстракция, – ответил Брок, когда Оливер задал тот же самый вопрос сто лет тому назад в пабе в Хаммерсмите. – Мы хотели назвать его Джоном Ду, но как-то не сложилось».
– Друг моей семьи, – сообщил Оливер берету, лежащему у него на коленях. «Тупость и еще раз тупость, – внушал ему Брок. – Старайся казаться тупым. Не показывай, что ты умен. Мы, копперы, тупость любим».
– Да? – в некотором недоумении переспросил Ланксон. – Что же он за друг, Олли?
– Он живет в Вест-Индии, – ответил Оливер, словно место жительства мистера Крауча и определяло степень их дружеских отношений.
– Ага! Как я понимаю, чернокожий джентльмен?
– Насколько мне известно, нет. Просто он там живет.
– Где именно?
– Антигуа. В досье это есть.
Ошибка. Проявление ума. Лучше выглядеть дураком. Тупость и еще раз тупость.
– Хороший человек? Вам нравится? – гнул свое Ланксон, поощряюще вскинув брови.
– Я никогда с ним не встречался. Он связывается со мной через лондонских солиситоров.
Ланксон одновременно улыбается и хмурится, выражая некое сомнение. Попыхивает трубкой, дабы успокоиться. Мыльные пузыри над ней не появляются. Корчит гримасу, которая среди курильщиков трубок сходит за улыбку.
– Вы с ним никогда не встречались, но он дарит фонду вашей дочери Кармен сто пятьдесят тысяч фунтов. Через своих лондонских солиситоров, – уточнил он сквозь облако дыма.
«Решение одобрено, – говорит Брок. В пабе. В автомобиле. Шагая по лесу. – Не будь дураком. Все подписано». Оливер стоит на своем. Весь день стоял на своем. «Мне без разницы, одобрено оно или нет. Я его не одобряю».
– Разве вы не находите, что это необычный способ вести дела? – полюбопытствовал Ланксон.
– Какой способ?
– Дарить такую большую сумму дочери человека, с которым никогда не встречался? Через солиситоров.
– Крауч – богатый человек, – ответил Оливер. – Он наш дальний родственник, троюродный брат или что-то в этом роде. Он объявил себя ангелом-хранителем Кармен.
– Это мы называем синдромом неопределенного дядюшки, – ухмыляется Ланксон, посмотрев сначала на Поуда, потом на Тугуда.
И получает отповедь от Тугуда.
– Никакой это не синдром! Это обычная банковская практика. Богатый человек, друг семьи, объявляет себя ангелом-хранителем ребенка – вот это синдром, тут я согласен, – торжествуя, заканчивает он, противореча себе едва ли не в каждом слове, однако отстаивая свою точку зрения. – Или я не прав, Рег?
Но маленький Поуд, который имеет большой вес в банке, слишком увлечен записями в блокноте, чтобы отвечать. Он нашел другой подход и перехватывает инициативу у Ланксона, вскинув на Оливера глаза, прикрытые бифокальными линзами. В свете настольной лампы, стоящей у его плеча, сквозь редкие волосы проблескивает кожа.
– Олли, – голос у Поуда тонкий и пронзительный, рапира в сравнении с топором Ланксона.
– Что?
– Давайте вернемся к самому началу, хорошо?
– Началу чего?
– Пока слушайте, хорошо? Я бы хотел начать со дня учреждения фонда и двинуться вперед, к настоящему времени, если вы не возражаете, Олли. Меня интересуют исключительно технические детали. Прошлые дела и modus operandi. Вы следите за ходом моих мыслей? – Пожатие плеч Олли можно истолковать и как положительный ответ. – Согласно нашим документам, вы пришли в этот самый кабинет, предварительно договорившись с Артуром о встрече, восемнадцать месяцев тому назад, ровно через неделю после рождения Кармен. Правильно?
– Правильно, – тупо и без эмоций.
– К тому времени вы уже шесть месяцев были клиентом банка. А незадолго до этого приехали в эти места из-за границы. Откуда, напомните?
«Никогда не был в Австралии?» – спрашивает Брок. «Никогда», – отвечает Оливер. «Хорошо. Потому что именно там ты жил последние четыре года».
– Из Австралии.
– И где вы там жили… что делали?
– Колесил по стране. Работал на овечьих ранчо. Подавал жареную курятину в кафе. Какая работа подворачивалась, за ту и брался.