Синглетон
Шрифт:
Потом новости закончились.
На какой-то миг я ощутил разочарование, лишенный даже того ничтожного возбуждения, которое могли принести пятнадцать секунд славы - все равно как сунуть руку в коробку в надежде, что там завалялось последнее шоколадное печенье, и обнаружить, что коробка пуста. Задумался, не позвонить ли родителям в Оранж - просто чтобы поговорить с ними, пока не развеялось это странноватое состояние, но я условился звонить им по определенному расписанию, а сегодня был не тот день. Если я им неожиданно позвоню, они решат, будто со мной что-то произошло.
Ну и ладно. Через неделю, когда
И я пошел наверх заканчивать контрольную.
– Все это можно представить и более изящно, - сказала Франсина.
– Если произвести замену переменных, от х и у до Z и Z-coпряженного, то уравнения Коши-Римана соответствуют условию, что частная производная функции относительно z-сопряженного равна нулю.
Мы сидели в кафетерии, обсуждая недавнюю лекцию по комплексному анализу. У нас, компании однокурсников, вошло в привычку встречаться каждую неделю в это время, но сегодня пришли только мы с Франсиной. Возможно, сегодня крутили кино или же в кампусе появился лектор, о котором я не услышал.
Я выполнил описанные ею преобразования.
– Ты права, это действительно элегантно!
Франсина слегка кивнула, сохраняя при этом характерное для нее выражение пресыщенности. Она отличалась нескрываемой страстью к математике, но на лекциях, вероятно, безумно скучала, дожидаясь, пока преподаватели подтянутся до ее уровня и сообщат ей нечто такое, чего она еще не знает.
Я до ее уровня и близко не дотягивал. Более того, я начал учебный год весьма слабо, отвлеченный новой для меня студенческой средой и вовсе не столь блистательной причиной, как искушения ночной жизни, а всего лишь иными видами, звуками и масштабами этого места, равно как и бюрократическими требованиями всех организаций, которые ныне вторглись в мою жизнь. Впрочем, за последние две-три недели я наконец-то начал сокращать разрыв. Я нашел себе работу на неполный день в универмаге, где заполнял полки товарами со склада. Платили паршиво, но вполне достаточно, чтобы избавить от тревоги за мое финансовое положение.
Я рассеянно рисовал гармоничные контуры на лежащем передо мной листке бумаги.
– А как ты вообще развлекаешься?
– поинтересовался я.
– Если не принимать во внимание комплексный анализ?
Франсина ответила не сразу. Мы уже не в первый раз оставались наедине, и я почти не надеялся отыскать правильные слова, чтобы извлечь максимум из такой ситуации. Да и настанет ли идеальный момент и сорвутся ли с моих губ идеальные фразы: нечто интригующее, но в то же время тонкое и ненавязчивое. Поэтому теперь я проявил свой интерес открыто, без претензии на красноречие. Она и так сможет оценить меня, потому что знакома со мной три месяца, и если не выскажет желания узнать меня лучше, то это меня не раздавит.
– Я пишу много скриптов на «перле» (Perl – язык программирования (Здесь и далее прим. перев.)), - ответила она.
– Ничего сложного, просто всякую мелочевку, которой разрешаю пользоваться бесплатно. Это здорово расслабляет.
Я понимающе кивнул. Это не осознанный эпатаж - просто девушка ждет, что я поведу себя чуть более откровенно.
– Тебе нравится Дебора Конвей?
– Сам я слышал лишь пару ее песен по радио, но несколько дней назад увидел в городе плакат с рекламой гастролей певицы.
– Да. Она классно поет.
Я стал водить карандашом по черточкам конъюгации над переменными, делая их толще.
– Она будет выступать в клубе, в Сюррей-Хиллз, - сказал я.
– В пятницу. Хочешь пойти?
Франсина улыбнулась, теперь уже не пытаясь изобразить вселенскую скуку:
– Конечно. Это было бы здорово.
Я улыбнулся в ответ. У меня не закружилась голова, я не испытал безумной радости, но у меня возникло ощущение, что я стою на берегу океана, оценивая его ширину. Подобное чувство возникло у меня, когда я раскрыл в библиотеке сложную монографию, но смог лишь насладиться запахом типографской краски и четкой симметрией символов, понимая только малую часть того, что прочел. Зная, что впереди меня ждет большое открытие, но понимая также, сколь тернистым станет путь к его постижению.
– Тогда я куплю билеты по дороге домой.
Наконец мы сдали экзамены за год и устроили в общежитии вечеринку. Стояла душная ноябрьская ночь, но задний двор был лишь чуть просторнее самой большой комнаты в доме, поэтому мы распахнули все двери и окна и расставили столики с едой по первому этажу и двору. Едва влажный ветерок с реки прокрался в глубину дома, количество москитов и духота во дворе и в доме сравнялись.
Около часа мы с Франсиной держались рядом, как и положено парочке, пока в один момент не поняли: ведь можно немного потусоваться и порознь - мы достаточно уверены друг в друге.
Через некоторое время я стоял в уголке переполненного двора и трепался с Уиллом - студентом-биохимиком, жившим здесь уже четыре года. На правах старожила он поначалу здорово задавался, и в первые месяцы меня это злило. Однако незаметно мы стали друзьями, и теперь я был рад возможности поговорить с ним до отъезда - он отбывал в Германию, где получил стипендию на дальнейшее обучение.
Уилл увлеченно делился со мной своими дальнейшими планами, когда я заметил Франсину. Мой приятель посмотрел в ту же сторону.
– Если честно, то я не сразу догадался, что излечило тебя от тоски по дому, - заметил он.
– А я никогда не тосковал по дому.
– Да, конечно.
– Он глотнул из стакана.
– И все же она тебя изменила. Уж это ты должен признать.
– И признаю. С радостью. Как только мы сошлись, все стало на свои места.
– Считалось, что студенческие романы вредят учебе, но мои оценки неуклонно улучшались. Франсина не натаскивала меня - она лишь привела мой разум в состояние, когда все стало намного яснее.
– Но самое поразительное в том, что вы вообще сошлись.
– Я нахмурился, и Уилл успокаивающе поднял руку: - Ну, ты был очень замкнут, когда поселился здесь. И недооценивал себя. Когда обсуждался вопрос насчет комнаты, то ты буквально умолял отдать ее тому, кто больше заслуживает.