Сингулярность (сборник)
Шрифт:
– Посмотри, как дым странно стелется.
– Да, похоже, в наличии тяга, да не через вентиляционную трубу, а через… через… – Профессор подошел к каменному завалу. Дым стелился по полу и исчезал у стены, втягиваясь рядом с ручейком родника.
– Ага, похоже, тут он ныряет в щель. – Профессор запустил руку вниз, под стену. – О! Да тут немалая пустота, правда, и воды много. Попробуем выбраться, следуя за дымом.
– Мы видели там пустоты, даже немного полазили, прежде чем обрушить. Там старые шахты – очень неустойчивые, осыпались постоянно. Едва ли там сохранились проходы, а главное – они сплошь затопленные!
– Может, от взрыва вода куда-нибудь утекла ниже. В трещины там какие-нибудь. Надо посмотреть!
Вода ледяная
Выдох-вдох. Воздух затхлый, противный на нюх. Но можно дышать и ртом, язык показывает, что атмосфера вполне съедобная. Но язык быстро сохнет, перестает работать на расстоянии. Впрочем… достаточно по-змеиному вытянуть-втянуть, чтобы смочить слюной, и вновь показывает расстояние до легкой плесени на стенах не хуже фонаря. Задерживаем дыхание, ныряем. Чем меньше остается воздуха, тем лучше язык работает как дальномер, ага, вот метрах в двадцати еще вкусный карман… При недостаче воздуха именно воздух становится вкусным. Глубокий вдох, и вкус воздуха вдали исчезает, но направление известно.
Выдох-вдох, поплыли… очень странно, вокруг частицы мути, склизкие на ощупь бревна и взвешенные в воде палки, однако вода совершенно нейтральна… Бам! В лоб ударил край бревна, наискось торчащий из крепи потолка штольни. Посыпались камни. Интересно… язык отреагировал сразу. В поле вкуса проявились палки, топляки как размытые горькие пятна разных размеров. А вот и немые осыпающиеся камни, страшные в своей медлительной молчаливости. К счастью, язык после удара начал воспринимать и их. Тело морозит, жировой прослойки нет, постараемся не думать, что вода едва десять градусов и в принципе плыть нельзя – энергии маловато. Движения замедленные. Где, черт возьми, вертикальные шахты наверх… было же движение воздуха ускоряющееся, ныряет же этот чертов дым куда-то! Дарья жжет огонь, но дыма в этих карманах нет. Непонятно куда уходит. Язык дым не различает, как серый цвет в темноте. Нос же говорит о плесени, спертости, затхлости… и ничуть о гари и дыме. Глухие подземные пузыри.
Так, зря задумался. Вода вытягивает тепло, в ушах нарастает боль. Воздух в легких тянет вверх, помогает плыть поверх шахты, но есть и минус – спина то и дело шаркает по шершавому потолку. И приходится постоянно подныривать. Так, очередной карман воздуха. Нет! Не-ет! Только не это! Бестолковый язык! Воздуха здесь не больше сантиметра, а дышать уже нечем, и вода колышется, не давая ухватить и эти крохи. Стоп, спокойно, пробуем…
Потихоньку подгребая, всплываем лицом вверх. Нос больно тычется в камень, а губы еще под водой. Язык говорит, что есть промежуток чуть дальше. Вытягиваем губы трубочкой… Черт, невозможно это вдохнуть! Поверхность качается! Что делать? Сдерживаемая паника вдруг мощно и свирепо ударила по сознанию. Легкие судорожно сокращаются, имитируя дыхание, перераспределяя, выдавливая остатки кислорода из вдоха. Скорее! Скорее обратно. Пятьдесят метров под водой, без воздуха. Руки суетливо разрезают воду, за ногами остается бурун воды. Дышать! Дышать! Нельзя, вода, вода вокруг! Легкие – как воздушный шар в руках забавляющегося ребенка… Все, не могу, не могу. До воздуха еще метров двадцать. Надо выдохнуть углекислую отраву и, пока выдыхаешь, доплыть… Черт! Крылья носа стиснулись, заперли… челюсти словно свела судорога, глаза мерзнут. Кончик языка только торчит, прикушенный, как у кота под наркозом. Руки и ноги дергаются, но им уже не хватает, не хватает…
Яркий свет пробивается сквозь что-то розовое, колышащееся. Дарья! Ее выпученные глаза, округлившийся рот, и недоеденная прядь волос над ухом раскачивается струями воды, изо рта вырывается огромный пузырь воздуха, она бледнеет, судорожно бьется, фонарь падает, но повисает на длинном ремне. Черт, она тонет! Свет фонаря выхватывает белые груди, она так и замерла у дна с вытаращенными глазами. Губы посинели! Хватаем в охапку! Направление – обратно в главный зал. Холодная вода обжигает.
Профессор, как тюлень, выпрыгнул из-под стены, оцарапал спину, сорвав остатки пиджака. Двенадцатиградусный воздух показался удивительно теплым, прыжок к костру, к углям. Поднял Дарью за ноги, за лодыжки. Неожиданная сила, или девушка, в общем-то, легкая? Изо рта у нее хлынула вода, она судорожно закашлялась. Нормально. Активировались легкие, сердце, значит, и не успело остановиться. Кашель перешел в испуганное верещание. Хорошо, можно отпустить.
Она испуганно отползала на ягодицах, резво суча ногами. Глаза с ужасом уставились на него, один дергался, словно пытался выскочить и убежать быстрее, чем медлительная хозяйка. Отползала, отползала – наткнулась ладонью на угли, ойкнув, подскочила, зашипев, как убежавший кофе, но взгляда не оторвала.
– Ну чего орешь? Борода у меня, что ли, выросла?
– Какая борода? – взвизгнула Дарья.
– Да, именно, какая? – Он ощупал лицо. Лицо как лицо, челюсти только заострились да скулы выдаются, опять же надбровные дуги, кажется, могут вот-вот прорезать истончившуюся кожу.
– Ну похудел сильно… Наверное, на череп лицо похоже. Ну так я и нырял таким же!
Дарья залилась истерическим смехом, застучала по песку кулаками и с выкриками вдруг начала хватать целые пригорошни песка и швырять в него.
– Борода! Ты монстр вообще! Монстр!
– По ходу ты там подводную мышь увидала, да? Бесстрашная любительница вомперов?
Пальцы Дарьи разжались, песок выпал, она всхлипнула и разрыдалась.
– Тьфу-ты, ну-ты, то смех, то слезы. Чего ты там усмотрела? И какого черта полезла в воду, когда должна была жечь костер? Я там, как гончий тюлень, с языком вываленным дым ищу, а она тут подводным прожектором, понимаешь, развлекается. И чего мне не дала его вообще?
– Ну я не знала, что он и под водой светит. А тут от нечего делать инструкцию прочитала…
– И сразу вся такая внезапная захотела поплавать посмотреть, что там вообще?
– Ну… да, вообще-то. – Дарья еще пошмыгала носом и наконец неуверенно улыбнулась.
– Валяй, не томи, чего ты там узрела, что все у тебя из рук вывалилось и тонуть захотелось?
В глазах у нее снова промелькнул страх.
– Вас почти час не было! Я испугалась и вообще уже места себе не находила, ныряла несколько раз под стену, все-таки кандидат в мастера по плаванию. – Дарья заторопилась, зубы застучали, запоздалая дрожь затрясла тело. – А потом вижу… медленно выплываете. Руки растопыренные, и все лицо в щупальцах, и из-под рубашки, и с лодыжек свисают мерзкие шевелящиеся розовые щупальца! – Она сорвалась на визг, примолкла, словно последние слова встали поперек горла, но выпалила наполненным ужасом голосом: – И еще мелкие… черные, быстро шевелящиеся.
– М-да, похоже, головенка у тебя совсем двинулась, детка, от потусторонних переживаний. Хотя… гм, а подробнее можешь?
– Я очень четко все видела. И фонарь далеко просвечивает – вода совершенно прозрачная. Далеко видно, даже серебрится где-то там вдалеке – наверное, пространство с воздухом.
– Ты, наверное, еще кандидат по спелеологии?
– Нет, просто сообразила.
Дарья говорила уже спокойнее, бессознательно гладя обожженную ладонь, морщилась. Но взгляд не рисковала оторвать от профессора, словно ожидая, что вот прямо сейчас, после какого-то слова, из него полезут щупальца.
– Странно. Ничего не помню…
– Нет, жуть! Вы не поняли! У вас вообще не было лица, все-все, понимаете, сплошь совершенно масса щупалец! Ни носа, ни глаз!
Девушку начала бить крупная нервная дрожь.
– Гм. Помню лишь, что нырнул неудачно. Отследил неверно непривычным органом наличие воздуха. Да-да, языком. Воздух-то был, но мало. И рванулся обратно. Плыл-плыл… хотелось дышать жутко… Ага, хотел выдохнуть, но не мог. Челюсти свело, нос как склеился. Но никакие выросты это не объясняет. Я же не компьютерная графика, и простая логика говорит, что такая масса щупалец не уместится внутри. Кости на месте, сердце бьется, легкие дышат, желудок… гм, урчит желудок. Ладно, попозже… Но, в общем, надо попробовать под водой рядом, понаблюдать. А ты подсвечивай!