Синие стрекозы Вавилона

Хаецкая Елена Владимировна

Седьмым Энкиду оказался наш одноклассник Буллит. Ицхак заявил, что давно подозревал нечто подобное. Любой из нас мог заявить то же самое, просто Ицхак, как всегда, успел первым.

Совещание проходило у меня на квартире. Набились тесно на кухне. Ицхак занял кресло, Луринду уселась у него на коленях. Цира пригрелась на ручках у меня. Я сидел на табуретке в углу. Цира мешала мне пить чай — вечно оказывалась между мной и моей чашкой. Один Мурзик-Хашта сидел без дамы, и ему было удобно. Он начал отращивать волосы. Он растил

их уже неделю. Пока что волосы не выросли, но оба мы знали, что мой приказ выполняется. Я купил для него серьгу. Пока не отдавал — берег до того дня, когда Мурзик получит вавилонское гражданство.

— Итак, — сказал Ицхак, немного приглушенный навалившейся на него Луринду, — мы нашли седьмого. Гипотеза блестяще подтвердилась: как только двое Энкиду оказались достаточно близко друг к другу, один из них вспомнил родной язык...

— Подожди, — перебил я. — Ты имеешь в виду нас с Мурзиком?

— Ну да, конечно.

— Так ведь и ты, Изя, — Энкиду.

— Я Энкиду в меньшей степени, чем Мурзик. Моего процента не хватило, чтобы актуализировать твои проценты... кстати, тоже не слишком большие.

— Ладно, — махнул я рукой. — Гипотеза принимается. Все равно другой у нас нет, да и факт, можно сказать, уже свершился, а как его объяснить — дело десятое...

— Угу, — вставил Мурзик.

— Я прошу вас не забывать, братья, для чего мы здесь собрались, — напомнила Цира. Все посмотрели на нее. Лично я видел только ее тонкий затылок, но голос у Циры был суровый. — Мы собрались для того, чтобы обсудить, каким образом два последних Энкиду могут быть привлечены к нашему общему великому делу.

— Ну, комми я беру на себя, — сказал Хашта-Мурзик. — Скажу им, что это... что кровососы задумали акцию... Надо, мол, ввести несколько представителей народа. Большинства, то есть, эксплоатируемого.

— Это где он так насобачился? — изумился Ицхак.

— Мурзик — член коммунистической партии, — пояснил я. — Это сделано в наших общих интересах.

Ицхак присвистнул. Луринду поморщилась и потерла ухо.

Цира спросила Мурзика:

— Ты ручаешься за то, что комми придет?

— А то! — горячо сказал Мурзик. — Она меня этим... самородком называет. Говорит, кровососы нарочно таких самородков — ну, принижают и пытают всячески, чтобы им, значит, кровососам, самим процветать на нашей, самородковой, кровушке...

Луринду сказала капризно:

— Изя! Пусть он замолчит! У меня уши вянут!

— Мурзик, высказывайся по существу, — сказал Ицхак.

— А я и высказываюсь... Придет эта баба, никуда не денется. Я уже понял, чем ее взять можно. Она ведь... — Тут Мурзик подался вперед, и на его физиономии отпечаталось искреннее изумление. — Она ведь на самом деле во все это верит! Ну, в кровососов, в эксплоатируемое большинство, в бомбометание... То есть, на полном серьезе!.. А сама Институт этих... благородных дев заканчивала, правда! Я у ней дома был, она вышивает хорошо. И макраме делает. У ней всюду висят, как шелкопряды какие-нибудь... Замуж ее надо...

— Вот ты

и женись, коли такой добрый, — холодно сказала Цира.

Мурзик покраснел.

— Да нет, не хочу я... на ней.

— Да? — Цира аж затряслась у меня на коленях. — Ее ты просто так трахать хочешь? Да? Порядочную вавилонянку? Институт заканчивала, надо же! Дев! А она дева, да? Ты ее уже лишил девственности, а? Ну? Что молчишь? Холуй! Сукин сын! Ублюдок!..

Мурзик ошеломленно глядел на Циру и молчал. Цира потянулась, чтобы огреть его по морде, своротила чашку, облила себе платье и закричала:

— Да ебать тебя в рот!..

— Кого? — глупо спросил Мурзик.

— Тебя!

— Это... ты, что ли, меня в рот ебать будешь? — спросил Мурзик еще глупее.

— Я! — ярилась Цира.

— Тише, Цира, замолчи, — сказал я, удерживая ее за плечи. — Не трахал он ее. Не лишал девственности. Ведь ты не трахал коммунистку, а, Мурзик?

Мурзик густо покраснел и не ответил.

— Я одного не понимаю, — спокойно вмешался Ицхак. — Какое это имеет отношение к делу?

— Никакого! — уксусным голосом сказала Цира.

Я отпустил ее. Она стрелой налетела на Мурзика. Он взял ее за руки, развел их в стороны и с доброй улыбкой стал смотреть, как она дергается и извивается. Потом, когда она утомилась, сказал тихо:

— Так ведь лучше тебя, Цирка, нет никого. Я дело говорю. Я для того других баб и перетрогал, чтоб убедиться.

— Так ты и других?!. — взвизгнула Цира.

— Ну... Там много баб, среди коммунисток-то. Все бомбы мечут. Я так думаю, это с недоебу у них...

Цира изловчилась и плюнула ему в глаз. Мурзик отпустил ее. Она убежала в комнату и с размаху метнулась на мой диван. И там заревела в голос.

— Ну вот... — протянул Мурзик.

— К делу, — оборвал Ицхак. — Ты берешься эту сучку сюда привести.

— Да.

— Она доверяет тебе?

— А то! Я ж говорю, она думает — я этот... бескомпромиссный... В общем, придет.

— В транс войти сможет?

— Введем, — уверенно сказал Мурзик. — Я ей скажу, что это для освобождения эксплоатируемого большинства нужно. Она для освобождения хоть куда войдет. Отчаянная!

— Великолепно, — сказал Ицхак и слегка сдвинул Луринду на своих коленях — чтобы меня лучше видеть. — Теперь второе. Буллит. Этого я возьму на себя.

— А как ты его уговоришь? Булька — скептик.

— Я его напою до изумления. Пьяный Булька хоть на что пойдет.

— Ладно, — сказал я. — И последнее... Хорошо, соберемся мы все. Положим, в офисе соберемся, там места хватит. А кто нас всех в транс вводить-то будет? Не Цира же! Она ведь тоже участвует...

— Я не смогу! — прокричала из комнаты Цира плачущим голосом. — Я тоже Энкиду!

Повисло молчание.

— Может быть, на магнитофон голос ейный записать? — предложил Мурзик. — Пусть бы Цирка наговорила, что там положено... Ну, вы расслаблены, вы расслаблены... Расслабьте глаз, расслабьте ухо... Что там еще? Вы, там, парите в воздухе...