Синий, который красный
Шрифт:
Мечтатель отодвинул зеркало от себя дрожащими пальцами. Потер лоб и тронул белую чашечку нарцисса, который качался в вазе по соседству с огненной лилией. Нарцисс изумленно изогнул стебель, как будто хотел спросить: эй, тебе разве не нужно спасаться во весь дух? Мечтатель пожал плечами, вынимая перламутровую ракушку из верхнего ящика стола. Нужно было срочно перемолвиться парой слов с Оззом — на случай, если он уже узнал, в каком состоянии иномирец и когда тот сможет очнуться.
— Уверен, с ним можно будет договориться, — подбодрил Мечтатель то ли нарцисс, то ли себя.
Ведь
* * *
Особый Зал, Провидериум был таким же, как и прежде: каменно-разноцветный, с закрытыми дверями вдоль стен и тремя столами. С потолка, от лепного золотого ириса, шел мягкий свет, так что окон не требовалось.
Гробовщика скрючило над центральным, луннокаменным столом. Он все не мог оторваться от браслета, лежащего перед ним, и только что-то бормотал себе под нос. Зеленые огоньки мерцали угрожающе, но тускловато.
Мечтатель остановился в дверях и полновесную минуту наблюдал это зрелище.
— Локсо, — наконец позвал он. — Сколько?
Вопрос он повторил раз пятнадцать, пока не появилась реакция. Но не обычный истекающий ласковым ядом тон Гробовщика, а раздраженное стариковское бурчание.
— Сколько ни есть — все наши. Всё не рассмотреть, уж очень наверчено. На поверхности пока шесть «голов», основная закавыка — в той, которая сводит с ума людей и во второй, притягивающей нежить.
Мечтатель двинулся было к нему, но был остановлен довольно грубо:
— Не суйся! На касаниях сильно фонит. Уже давно бы тут все с ума посходили, кабы не Рукоять!
Он кивнул на рукоятку клинка, которая лежала на том же столе.
Рукоять выглядела совершенно невозмутимой, древней и слегка истертой — и лишь артефактор ощутил бы, взглянув внутренним зрением, поток то ли магии, то ли артемагии — чистый, как ключ. Сбивающий и путающий темные кольца артемагии, которую разворачивал браслет.
— Быстро пробуждается, чтоб его… — бурчал Гробовщик. — Фелла будет скоро?
— Я связался с ней, и… — голос директора напрягся и едва заметно задрожал. — Она… постарается.
Гробовщик чуть слышно фыркнул, приближая свой корявый нос к браслету.
— А на третьей-то как наверчено! Что? Долго она орала на тебя, когда ты обрисовал ей триумфальное возвращение?
— Я связался с ней полчаса назад, — уклончиво и очень грустно отозвался директор.
Гробовщик закряхтел, потыкивая браслет немилосердно скрюченным пальцем.
— Иномирец сдох?
Локоны парика директора слабо качнулись — туда-сюда.
— Озз говорит, что последствия могут проявиться позже, но пока все его диагностические артефакты говорят об одном: разум не повреждён, только отключён из-за контакта с такой массой магией, — он помолчал, — Озз полагает, что перед нами бездник.
Кряхтение от бело-лунного стола приняло вопросительный характер.
— Ах да, термин довольно новый… Хотя и исследованию менее двухсот лет. Понимаешь, кое-кто из Приласса написал об этом пару трактатов, и наши экспериментаторы просили их заказать, так что я невольно ознакомился — и могу сказать, что это довольно… поэтично.
— Чи-и-иво-о? — уж совсем не по-стариковски спросил Гробовщик, который попытался объединить в сознании трактаты, экспериментаторов и поэтичность.
— Люди, Локсо, — кротко пояснил директор, — потомки магов, рождённые не-магами — частые случаи. И через несколько поколений у таких людей проявлялись иногда потомки… с необычной устойчивостью к магии.
— Теория потенциалов, и ты туда же, — фыркнул Гробовщик и снова прилип к браслету. — Ей лет пятьсот, её отстаивал прошлый Синий Магистр — мол, ничего у меня сынок не человек, он потенциальный маг!
— Потенциалы, да, — тихо согласился Мечтатель. — Так ты знаком с ней, Локсо?
— Был знаком… со Скернисом Аквамарином, когда он еще был министром и ученым мужем. Все уши мне прожужжал этой поганой теорией — о том-де, что вот, природа не дала его позднему сыночку магии, зато дала огромный резервуар для её накопления. Потенциал, стало быть — нужно только правильно этот его резервуар заполнить. Тебе напомнить, как он заполнил сыночку магией, что стало с сыночкой и что — со Скернисом?
— Я веду прошловедение, Локсо, — эхом откликнулся директор. — Я знаю о той трагедии. В современных исследованиях утверждается, что Скернис был прав насчёт потенциалов — неправ только со своим несчастным сыном, который родился обычным человеком. И ошибался насчёт внутреннего резерва накопления магии — там скорее… бездна, которую невозможно заполнить. Ведь не будешь же ты отрицать, что некоторые из потомков магов проявляют к некоторым видам магии… скажем, к контролю сознания… аномальную устойчивость? И какова вероятность того, что просто человек, обычный человек мог надеть браслет и остаться в своём уме?
— Велика вероятность всего, — ласково, как прежде, отозвался Гробовщик. — Высокая сопротивляемость… с людьми из внешнего мира вообще много непонятного… Понимаю, конечно, искушение — поизучать феномен. Но я тебе скажу так: бездник он или нет — может быть, что мы просто не видим последствия браслета, как я, например, не вижу у этой дряни всех функций. Так что я бы тебе советовал устранить иномирца до того, как это сделает Бестия. А при встрече сказать, что ты сделал это в ее честь.
Губы Мечтателя изогнулись страдальчески.
— Убить человека, пусть и не из Целестии, не зная его… — грустно заговорил Экстер. — Мерзость…
Гробовщик, который прекрасно знал о непонятных закидонах директора, хмыкнул от стола, что лучше бы Экстеру заняться Перечнем, раз уж он все равно здесь.
Но к Перечню Мечтатель не пошел. И на рукоять Клинка Витязя он не взглянул тоже. Тихо-тихо он приблизился к Книге Предсказаний на столе из обсидиана.
«Узри возможное», — ветхой вязью было выписано на кожаной бордовой обложке. Экстер отлистнул «пророчества вечности», в которых иносказаниями писались судьбы Целестии, старательно стараясь избегать взглядом настойчиво лезущее — «бездна… повергнет в прах незыблемое»…