Синий, который красный
Шрифт:
— А потом… то есть, это уже после Альтау было… была кем-то сложена Песнь Альтау, только до нас она не дошла, дошел отрывок…
Кристо зажмурился, вспоминая этот отрывок. Вот точно же помнил, что Песнь начиналась со слов: «На поле Альтау взгляните скорей, в тот день туда восемь пришли королей» — потом шло описание королей, вроде: «Был третий и тверд, и упрям, как скала, четвертый вершил хитроумьем дела» — и так до восьмого, а после слова «восьмой» не было ничего. Обрыв.
Главная проблема заключалась в том, чтобы не перепутать королей.
— Давай я, — и он чуть лужицей не растекся от облегчения.
Артемагиня встала во весь рост, сделала трагическое выражение лица и начала нараспев:
На поле Альтау, средь ирисов полей,
Холдон потихоньку мочил королей:
Вот первому он зарядил промеж глаз,
Второму — он выпустил кишки на раз…
Теорики легли на парты. Кристо запоздало понял, что в оригинале Песни никаких кишок не было.
А третьему — шею свернул, вот ведь гад!
Четвертому — бац! И коленом под зад!
А пятому в лоб: глянь-ка, прыщ на носу!
Тот помер от ужаса — женская суть…
Шестой же король, эгоист и нахал,
На пятого глядя, от смеха упал.
Кристо не выдержал и хихикнул за компанию. Дара сверкнула зелеными искрами в глазах и дочитала:
Седьмого он мерзкой ухмылкой убил.
Восьмой лиходею башку отрубил.
После этого артемагиня похлопала сама себе и уселась на парту с таким видом, будто прочитала настоящую Песнь, а не отчебучила самый невероятный трюк, да еще под следящими артефактами Бестии!
Теорики, да и Кристо глазели на нее с восхищением. Отчасти потому, что не представляли, какой прекрасной может быть поэзия — а с Мечтателем она всегда была какой-то уж очень нудной. А от второй части — в Целестии очень ценилось мужество. Вот так спокойно сидеть и ждать, пока принесется разъяренная Бестия, было очень смело.
А она непременно должна была принестись, ибо все связанное с Альтау, особенно с Витязем, для Феллы было священно и болезненно.
Теориков и Кристо ожидал второй, еще более веселый акт комедии.
— Что-то она не торопится, — заметила Дара минут через пять. Нетерпеливо поерзала на парте. — Кристо, ты ничего не забыл сказать про концовку Альтау? Ну, что Витязь куда-то подевался, его никто не видел и даже портреты куда-то пропали — было или я пропустила? Вечно думала: вот портреты-то куда делись и почему новых не нарисовали? Неужели он был такой страшный, этот восьмой?
Теорики уже не просто молчали — они начинали поглядывать на окна и прикидывать, не устранит ли разъяренная Бестия и их как свидетелей.
Но прошло еще пять минут ожидания в тишине — и никого.
— Не торопится, — подытожила Дара. — Либо она разучилась ставить следящие артефакты, либо Витязя разлюбила…
— М-может ее просто задержали? — не выдержал Кристо.
— Кто? — задала Дара закономерный вопрос. — Стихийное бедствие?
Она не знала, насколько близка к правильному ответу.
Глава 11. Буря извне
Макс Ковальски чувствовал себя совсем нехорошо. Его можно было понять. Только что он пришел в себя в неизвестной (и подозрительно волшебно выглядящей) каморке, голова тут же отозвалась тупой болью, а память с готовностью подсунула последнее, что сохранила: он побывал психом.
Ласковым, радостным психом. Дружелюбным! Черт, он сам не мог вспомнить, когда был дружелюбным, начиная лет с десяти, когда ему подарили последний подарок на Рождество.
Ко всему в придачу, он был обнажен до пояса, а над ним нависал огромный детина с волосатыми лапами и неопределенными намерениями. Детина бормотал себе под нос что-то вроде: «Ну что же, время для эксперимента при пробуждении — послушаем, какую ты споёшь песен…»
Ковальски отработал автоматически. В ту секунду, когда мужик нагнулся пониже, пальцы правой руки Макса сжались, а сама рука словно выстрелила в воздух. Макс целил в челюсть, но потрясения дали себя знать: попал в глаз.
Кулаки у Макса были крепкие, натренированные еще со времен школы и колледжа. Громила схватился за глаз, который обещал украситься отменным фингалом, и отскочил с то ли жалобным, то ли радостным воем.
— Опять! — торжественно (и для Макса непонятно) возопил он. — И как точно! Только свел последний…
И кинулся к зеркалу, которое висело неподалеку от двери каморки. Ах так, здесь дверь и она даже открыта? Превосходно.
Макс поднялся, нашел взглядом свою рубашку и прихватил ее с собой. Пора было увеличивать дистанцию между собственным телом и этим нежным магом с волосатыми лапами. Пока маг не воспылал жаждой мести.
Но ничем таким громила не воспылал и в погоню тоже не кинулся, вместо этого до Макса донесся его ликующий клич:
— А форма-то какая интересная!
Ковальски только хмыкнул, захлопывая дверь. Да-да, прекрасный образчик фингального искусства, под таким надпись хочется сделать: «Макс Ковальски руку приложил».
В соседней комнате, попросторнее, среди алхимического вида колб и кучи хрустальных шаров (наверняка артефакты, чёрт бы их драл) на столе обретался бронежилет. Его Макс тоже прихватил с собой. Вряд ли тут все разгуливают в брониках, а раз так — эта штука явно его, та самая, над которой колдовала Дара. Защита тут явно не помешает, жаль, навахи рядом нет, явно куда-то убрали.