Синий краб

Крапивин Владислав Петрович

8 марта 1952 г.

Тюмень

Утро

Было утро. Заря занималась. Над рекой голубел небосвод. И навстречу заре устремлялось Синей лентой течение вод. На обрыве над самой рекою Седоглавый свидетель веков, Монастырь, освещённый зарёю, Поднял стаю своих куполов. Вот и солнце поднялось, сверкая, Светом ярким облив облака; И от бликов совсем золотая, Засверкала вдруг ярко река. Солнце быстро своими лучами Разогнало холодный туман, И с земли, разорвавшись кусками, Он упал в голубой океан. Утро! Утро! Земля ликовала: Лёгкий ветер листвою играл; Всё кругом уже жить начинало. Новый день над землёю вставал.

1953 г.

Тюмень

Голубой

цветок

На опушке лесной под могучей сосной Красоты рос цветочек чудесной. Каждый год он весной распускал венчик свой, Как кусочек лазури небесной. И любила сосна тот цветок голубой И ждала его каждой весною, От палящих лучей, от ветров и дождей Каждый год заслоняла собою. Как-то раз над землёй пролетел ураган И увидел цветок под сосною. Захотел ураган отобрать у сосны, Унести тот цветочек с собою. Полетел ураган, зашумел ураган, Засвистел, загудел, разгулялся, Налетел на цветок, но лесной великан На защиту цветочка поднялся. И не смог ураган унести тот цветок И в лесу обессиленный скрылся. А лесной великан над цветком голубым, Словно мать над ребёнком склонился… Снова солнце блестит в вышине голубой, И плывут облака золотые; И цветок полевой под могучей сосной Распустил лепестки голубые.

1953 г.

Бобруйск [1]

Высокие сосны

Высокие сосны, стволы вековые, Прямые, как мачты больших кораблей. Высокие сосны шумят, как живые; Их ветер качает, шуршит меж ветвей. Высокие сосны, не гнутся под ветром, Лишь только верхушки кивают ему. Стоят эти сосны, поют свою песню, Гимн краю родному поют своему. Поют гимн Сибири, широкой, как море, Где вечно таёжный шумит океан, Где дикие вьюги гуляют на воле, Где плотной стеною поднялся урман. Костёр освещает стволы золотые, И капли смолы, как алмазы, горят. Стоят эти сосны, как мачты прямые, И только верхушки под ветром шумят.

1

Летом 1953 года я жил у отца в Бобруйске, в Белоруссии, и там написал некоторые стихи.

1953 г.

Бобруйск

Тучи

Я иду по тропе средь полей. Необъятный кругом горизонт. Небо в тучах густых над землёй, Как свинцовый раскинулось зонт. Я иду по тропе на восток. Утро… Солнце должно восходить. Почему впереди столько туч? Почему там заря не блестит? Я иду по тропе средь полей. Над землёю свинцовая сень… Так блеснёт ли средь туч солнца луч, Или пасмурным будет весь день?

1953 г.

Тюмень

Вьюжная песня

Над землёй бушует вьюга, Крутит вихри снега. Всё дрожит под их напором Бешеного бега. Стонут жалобно деревья И к земле клонятся, Только каменные скалы Вьюги не боятся. Но не нам бояться вьюги, Вьюга нам подруга. Так пускай свистит и воет, Пусть бушует вьюга. Пусть сметает на пути Все свои преграды, Нам же с вьюгой по пути, Мы всегда ей рады.

1953 г.

Тюмень

Другу

Средь широкого снежного поля, Ты, тоскуя, поник головой… Невесёлая, кедр, тебе доля Была выбрана злою судьбой. Не в лесу среди братьев могучих, А один средь холодных снегов Ты стоишь, одет в иней колючий, Из искрящихся кружев покров. Одиночеству цену я знаю: Как и ты, я расту без друзей… Ты, я вижу, ветвями качаешь… Дай мне в руку одну из ветвей. Дай мне в руку мохнатую ветку, Я пожму её, снег отряхнув. Дай мне в руку мохнатую ветку, Будешь другом мне – здравствуй же, друг!

1953 г.

Тюмень

Капитан

Плещут за бортом свинцовые волны: Шторм разгулялся на море. Трудно вести свой корабль капитану В этом свинцовом просторе. Плещут за бортом свинцовые волны Сворой голодной ревущей. – Не уступай, капитан, этой своре, Волн этих бешеной гуще. Видишь, встаёт впереди грозный вал? Крепче держи, капитан, свой штурвал. Если вдруг дрогнет рука на штурвале, Волны сомнут твой корабль, капитан; Пастью-пучиной, холодной и страшной, Тут же проглотит его океан. Слышишь, как отзвуки нового шквала Вновь покрывают далёкий рёв волн, Мчится навстречу он с пеною белой, Силы великой и ярости полн. Мчится навстречу рокочущий шквал: Крепче держи, капитан, свой штурвал. Там за широкой бушующей далью Скал неприступных глухая стена; Там за стеною есть чудные земли, Солнцем залитая есть там страна. Есть между скал лишь единая гавань, Но достигает не каждый её, Сильно и смело для этого нужно Править своим, капитан, кораблём. Чтобы достигнуть той бухты меж скал, Крепче держи, капитан, свой штурвал!

1953 г.

Тюмень

Легенда о Ермаке

Крупная капля упала на воду, Брызги взлетели, поплыли круги… Под начинавшийся шум непогоды Стали под сенью шатров казаки. Сосны и ели протяжно скрипели, Ветер кустарник к земле пригибал, Волны, взбегая на берег, кипели, Мрак всё сгущался и гром грохотал. На берегу на обломке гранита, Где тонкостволый тростник шелестел, Как монумент из железа отлитый, Славный Ермак неподвижно сидел. Тихо подкрались к казакам татары, В воздухе свистнули тысячи стрел, И затрубили тревогу фанфары. Яростный бой над рекой закипел. Мерно качались казацкие чёлны, Кланялись мачтами бурным волнам. Были казаки решимостью полны: С боем они пробивались к челнам. Стиснувши зубы, Ермак отбивался, Меч свой сжимая железной рукой, И, отступая, к челнам приближался… Вот уж он ногу занёс над кормой, Но оступилась нога атамана: Глухо под кручей всплеснулся Иртыш… Вверх поднималися клочья тумана И пригибался под ветром камыш… Стихла гроза, облака просветлели… Плыли средь волн утихавших челны. В скорбном молчаньи казаки сидели, Смерть Ермака вспоминали они. «Добрая память и вечная слава», - Кто-то промолвил среди казаков: Шлемы стальные движеньем усталым Сняли казаки с поникших голов. Под затихающий шум непогоды Мстить за него поклялись казаки. Крупная капля упала на воду; Брызги взлетели, поплыли круги.

1953 г.

Тюмень

Сирень и снег

Через облако пепельно-серое Смотрит солнце багровым пятном. Ветер за ночь нанёс снегу с севера И дорожку замёл за окном. Я пошёл в палисадник под окнами - Там желтеют листвою кусты, Лишь сирени, разросшейся копнами, Не успели поблёкнуть листы. Рано нынче природа суровая Наземь бросила снежную сень: Стали листья осины багровыми, Но осталась зелёной сирень. Загрустила сирень изумрудная, Вся закуталась в снежную шаль: Вновь зима начинается трудная, И прошедшего лета ей жаль. Она знает: немного осталось ей В ярком летнем уборе стоять, Скоро, ветра послушные шалостям, Станут листья с ветвей облетать. Не грусти, не печалься, сирень моя, Что зима с холодами идёт, Что не в листья ты нынче оденешься, А в сверкающий иней и лёд. За зимою весна будет красная, Станет радостней солнечный свет, Заблестишь ты листвою атласною И распустишь сиреневый цвет.

1953 г.

Тюмень

Светлая ночь

Фатою тонкой облаков Закрылась в небесах луна. Живые искры огоньков Погасли в окнах. Тишина. Но ночь светла, сквозь облака Луна льёт ровный мягкий свет, И нет такого уголка, Чтоб тёмен был, и теней нет. Пушистый снег лежит кругом, И не блестит он при луне, Мерцает тусклым серебром И блеском глаз не режет мне. Спят в снежных шапках купола Седых ровесников Петра — Старинных храмов. Спят дома. Заснул весь город до утра. За облаками лунный круг, Но ночь светла. Всё спит кругом. Пушистый снег лежит вокруг, Мерцая тусклым серебром.