Синий мопс счастья
Шрифт:
– О состоянии здоровья больного спрашивайте не у меня.
Если в коридоре появлялся врач, он меланхолично заявлял:
– Я не ваш лечащий доктор, ждите, к вам подойдут.
В какой-то момент Кира попросила:
– Дай позвонить, мой мобильный остался дома.
Я протянула ей сотовый. Кира схватила трубку и исчезла. Я раскрыла сумку Аллочки, которую привезла с собой, и стала перебирать нехитрые пожитки: губная помада, тени для век, пудреница, смятый носовой платок, потертый замшевый кошелек, расческа, пластинки жвачки и телефонная книжка. Еще тут лежал крохотный телефончик,
Я начала листать записную книжку. Вот то, что мне надо: Нина Рагозина и четко написанный телефонный номер.
– Спасибо, – сказала, выныривая невесть откуда, Кира.
Я взяла свой телефон, записала в его памяти координаты Нины и сказала:
– Вот, возьми. Это сумка Аллочки, надо было тебе еще дома ее отдать, да я забыла и притащила сюда. В «Скорой» она пропасть могла.
– Спасибо, – кивнула Кира, – Аллочка любит эту сумку.
– Ты не знаешь, где тут туалет? – поинтересовалась я.
Кира внезапно заплакала, я прижала ее к себе и стала бестолково бормотать ненужные, лживые слова.
– Все будет хорошо. Аллочка поправится, закончит институт, выйдет замуж, нарожает тебе внуков…
Кира, уткнувшись лицом в мою шею, скулила, словно побитый щенок. Так мы простояли, наверное, с полчаса. Потом она наконец успокоилась и пробормотала:
– Извини.
– Плачь, если тебе от этого легче.
– Уже все. Где тут туалет?
– Понятия не имею, сама хотела его найти.
Кира завертела головой в разные стороны и неожиданно улыбнулась.
– Да мы около него стоим. Можно я первой пойду?
– Ступай.
Кира исчезла на четверть часа, потом появилась, вполне спокойная, со свежим макияжем на лице.
– Незачем хоронить ребенка раньше времени, – решительно сказала она, – если стану сейчас в истерике биться, Аллочке лишь хуже станет.
– Правильно, – кивнула я, – собери всю волю в кулак и надейся всегда на лучшее.
В туалете оказалось очень чисто, и, что поразило меня больше всего, тут имелась туалетная бумага, одноразовые полотенца и прикрепленная к стене бутылочка с жидким мылом. Я оглядела в зеркале свою физиономию и попыталась кое-как пригладить торчащие дыбом волосы.
– Просил же более меня не беспокоить, – раздался из коридора раздраженный мужской голос.
– Но, Боря, – начала было говорить Кира.
Закончить фразу ей не удалось. Мужчина повысил голос:
– Просто безобразие, так эксплуатировать мою порядочность!
– Наша дочь при смерти, Борис!
– Твоя дочь, – немедленно поправил бас.
– Но…
– Никаких «но»! Я давал тебе денег на аборт, а когда ты уперлась, честно предупредил: у меня жена, никаких обязательств на себя принять не могу и не хочу. И что услышал в ответ: сама выращу, никого не побеспокою.
– Ведь я тебя не трогала! – взорвалась Кира. – Алиментов не просила!
– Какие, к черту, платежи на незаконного ребенка, – окончательно вышел из себя Борис, – фамилия у нее не моя.
– Отчество твое!
– И
– Ну…
– Баранки гну! Обещала не беспокоить, и что? Сначала в институт устрой!
– Но…
– Не нокай! Девчонка полная идиотка, учится бесплатно, через сессии ее тяну. Надо бы плюнуть!
– Только посмей, – заорала Кира, – мигом к твоей Наташке заявлюсь и все выложу. Имей в виду! И про Римму тоже! Кобель! Девочка умирает! Твоя дочь!
– Твоя.
– Но и твоя тоже! Я ее себе не пальцем сделала.
– Это доказать надо!
– Подонок!!!
– Ты меня еще пугни, и твоя лентяйка на улице окажется! Хватит со всякой ерундой приставать, поняла!
– Девочка умирает!
– Слышал уже. Крайне сожалею, что из дурацкой порядочности взял ее в академию!
– Господи, какой ты мерзавец! Подлец.
– Очень хорошо, что вы, леди, это наконец-то поняли. Разойдемся мирно. Я сволочь, вот и держись от меня подальше. Кстати, когда ты деньги сперла, кто тебя выручил, а?
– Меня подставили!
– Вот что, голубка, – просвистел Борис, – пошла ты со своей дочуркой на…
– Зачем тогда приехал?
– Чтобы лично, глядя тебе в глаза, сообщить: забудь о нашем знакомстве.
– Я к Наташе поеду! Скандал устрою!
– Валяй, попробуй. Но моя жена умеет с подобными суками разговаривать, как пришла, так и вон покатишься! А я Аллу выгоню, даже ничего делать не придется, сама на сессии утонет и без диплома останется, вот и думай теперь, как лучше поступить: ругаться со мной или дружить. Выбирай: или ты сидишь тихо, не дергаешь меня по ерунде, или я выталкиваю твою идиотку, настоящий балласт для моего вуза, вон. Между прочим, какой-то талантливый ребенок не сумел получить образования, потому что его место заняла твоя Алла.
Воцарилась тишина, потом раздались уверенные, громкие шаги и послышалось истерическое всхлипывание. Я тихонько высунулась наружу. Кирочка сидела на стуле, уткнув лицо в колени, плечи ее мелко-мелко тряслись. Я осторожно кашлянула. Она подняла голову:
– Ты слышала?
– Ну, извини, случайно…
– Скотина.
– Это твой бывший муж?
– Нет.
– А кто?
– Отец Аллочки, любовник. Дернул же черт меня с ним связаться, господи, хоть бы он умер…
Злые слезы потоком полились по бледным щекам Киры. Я стала гладить ее по волосам.
– Ну, успокойся.
– Мерзавец.
– Не принимай близко к сердцу.
– Подонок, подонок, подонок!!!
– Пойди попей воды.
– Нет, ты меня послушай!
– Лучше потом.
– Послушай, – закричала Кира, – сейчас!
Голос ее, отчаянно-звонкий, пролетел по коридору.
– Хорошо, хорошо, я слушаю, говори, если тебе от этого легче станет, – быстро сказала я.
– Моя мама, – судорожно начала Кира, – очень любила меня. Понимаешь, им с отцом господь никак не давал детей, родители уже простились с мыслью о наследнике, а тут вдруг я появилась. Лучше тебе не знать, каким было мое детство! Ужас! Запрещали все: играть с детьми, кататься на санках, есть мороженое. В школу водили до десятого класса за руку! Боже, как мне хотелось обрести свободу, избавиться от гнета.