Синий олень. Трилогия
Шрифт:
– Вы уверены, что экспертиза ничего не обнаружит?
– Через восемь часов любой патологоанатом диагностирует естественную смерть от эмболии. Как только он окажется под действием наркотика, сделаете инъекцию. Препарат введете в слизистую полости рта, чтобы на коже не остался след укола. Тело должно быть обнаружено на укромной скамеечке в сквере возле Курского вокзала, но не ранее полудня – в это время дворники как раз начнут расчищать дорожки от снега. Следовательно, препарат должен быть введен не позднее четырех утра. Выглядеть все должно так: Самсонов, будучи в Москве проездом, скончался от эмболии на скамеечке
Часы, висевшие на стене под портретом Брежнева, внезапно захрипели и пробили половину третьего. Трое мужчин, склонившись над разложенной на столе картой, негромко беседовали, уточняя детали места и времени.
Юрий очнулся от сильного толчка и не сразу сообразил, где находится. Сознание вернулось быстро, но тело еще оставалось парализованным. Сбоку на него навалилось что-то тяжелое, и не было сил освободиться. Он вдруг отчетливо вспомнил доброжелательное лицо полковника, который, извиняясь, долго пожимал им с Самсоновым руки:
«Погодите, уж завтра я эти лоботрясам такой разгон дам! Три шкуры спущу! Однако транспорт уже не ходит, я распоряжусь, чтобы вас доставили домой на нашем казенном транспорте, ничего? Вы в Теплом Стане проживаете ведь? – он повернулся к Самсонову: – А вас куда прикажете, вы ведь здесь проездом? Где остановились? Вот уж ругать будете, наверное, нашу Москву-матушку, когда домой доберетесь!»
«Ничего, все бывает, – застенчиво сказал Самсонов. – Меня вон товарищ – он кивнул на Юрия – раньше к себе приглашал переночевать, но теперь ему самому нужно будет с женой за опоздание разбираться, и я там не к месту буду. Так что меня отвозить не надо, я до Курского и пешком доберусь».
Юрий промолчал – в том состоянии, в каком он теперь находился, ему действительно не хотелось видеть никого постороннего в доме. Полковник же бодро отмахнулся:
«Ничего страшного, ребята мои и до Курского вас довезут. Сейчас машину подадут, а вы пока хоть чайку выпьете – у меня чай вкусный, с малиной».
Чай у полковника был действительно хорош – ароматный, с запахом спелых ягод. После семи с лишним часов, проведенных в вонючей камере, обоим мучительно хотелось пить. Самсонов вежливо поблагодарил принесшего им чай мужчину в штатском с худым и болезненным лицом:
«Спасибо, давно такого не пробовал».
Юрия эта вежливость собрата по несчастью разозлила – еще благодарить их! Продержали в кутузке неизвестно сколько, теперь чаем хотят откупиться! Стакан свой он, однако, опустошил до дна, потому что во рту все пересохло. Полковник вернул им документы, еще раз потряс обоим руки и угрожающим тоном вновь пообещал разобраться со своими бестолковыми сотрудниками – виновниками столь неприятного инцидента.
Им с Самсоновым любезно предложили расположиться на заднем сидении машины, за руль сел худощавый, недавно подававший им чаю, а рядом – плотный мужчина, тоже в штатском. Когда они немного отъехали, Самсонов шепнул Юрию на ухо, что человек рядом с водителем – тот самый следователь, что его допрашивал и цеплялся по поводу негативов. Ответить Юрий не успел – сознание внезапно помутилось, и навалилась темнота.
Теперь, когда мозг снова работал, он осознал, что все еще сидит в машине, а та медленно едет, почти ползет по неровной, ухабистой дороге. То, что тяжело давило сбоку, было телом Самсонова – неестественно неподвижным и безжизненным. Неожиданно автомобиль, остановился, и водитель негромко сказал:
– Ближе не подъехать, завязнем в снегу. Может быть здесь?
– Ничего, здесь подняться даже лучше, – проговорил второй, разглядывая насыпь. – Тут днем, видно, местные ходят – весь снег истоптан наши следы не будут выделяться. Поднимемся по насыпи и донесем его по путям. Поезд пройдет только через пятнадцать минут, как раз успеем.
– Это… это ужасно! – голос водителя, того самого худощавого человека, что подавал им чай, дрожал.
Следователь, которого признал Самсонов, грубо его оборвал:
– Хватит, берите за ноги!
«Что они со мной делают, куда несут? – думал Юрий, и неожиданно родилась ужасная догадка: – Да ведь они…они хотят меня убить! За что?»
Жизнь быстро возвращалась в его парализованное тело, конечности обретали чувствительность, но он старался не двигаться, чтобы не выдать себя убийцам. И все же худощавый, который тащил его за ноги, неожиданно замедлил шаг:
– Мне показалось, что он зашевелился.
– Ерунда, – буркнул второй. – Наркотик действует три часа, вам же сказали, а прошло минут двадцать, не больше. Все, кладем здесь. Нет, на живот.
– Бога ради, да какая разница?
– Чтобы внутренний карман остался неповрежденным – там документы. Его должны сразу же опознать. Хорошо, вот так, и лицом на рельсы. А теперь уходим.
«Сейчас они уйдут, и я встану, – напрягшись, думал Юрий, ощущая лбом леденящий холод стали. – Только бы не пошевелиться, не выдать себя. Только бы не пошевелиться!».
Однако следователь неожиданно сказал:
– Хотя нет, нужно будет подождать, чтобы убедиться точно, мы не можем рисковать.
– Вы… вы это сами, хорошо? – дрожащим голосом произнес худощавый водитель. – Я…я не могу, меня сейчас стошнит.
– Ладно, убирайтесь, – раздраженно рявкнул следователь.
Поезд должен был пройти с минуты на минуту – прижавшись лицом к рельсу, Юрий это отчетливо слышал и лбом чувствовал вибрацию металла.
«Ладно, надо удирать, ждать больше нельзя. Второй ушел, а с этим одним я как-нибудь разберусь».
Последние признаки паралича исчезли, тело повиновалось ему полностью. Сделав рывок, он вскочил на ноги, но не успел сделать и шагу, как сильный удар в живот опрокинул его навзничь. Падая, Юрий вцепился в пальто своего врага и увлек его за собой. Обхватив друг друга, они покатились по шпалам. Физически следователь был намного сильнее, оказавшись наверху, он схватил Юрия за волосы и начал бить затылком о рельс, пытаясь оглушить. При каждом ударе с губ его жертвы срывался сдавленный крик, заглушаемый грохотом приближавшегося поезда.