Синий олень. Трилогия
Шрифт:
«Это…естественный контакт… они… хотят дать человечеству… увидеть бы…жалко… умирать… так интересно…»
– Нет, тетя Ада, нет! Не умирай! Кто «они», о ком ты?
«Они…Разум…»
Внезапно Таня ощутила резкую боль, потом ее охватила жуткая пустота. В ужасе отпрянув, она в оцепенении смотрела на застывшее в неподвижности одеяло, прикрывавшее грудь Ада Эрнестовны, потом с криком бросилась в коридор:
– Дядя Петя! Дядя Петя! Тетя Ада умерла! Она умерла!
Асият переселилась в дом Халиды на следующий
Портрет на надгробье Натальи по просьбе Халиды изготовили в тбилисском фотоателье из маленькой семейной фотографии, сделанной Сергеем два года назад во время новогоднего застолья. На исходном снимке Наталья, уже много выпившая к тому времени, с комически важным видом разглядывала бокал в своей руке, а Юрий и Халида, смеясь, льнули к ней с обеих сторон. На кладбищенской фотографии оставили, разумеется, только ее лицо, и вырванное из общей веселой композиции оно казалось напряженным и угрюмым.
«Надо написать в Ленинград, – думала Халида, глядя на надгробье, – пусть пришлют какой-нибудь другой снимок – там, где она улыбается».
Звук шагов заставил ее вздрогнуть, но она тут же обрадовано улыбнулась и протянула руки:
– Дядя Сережа! Когда же ты приехал?
Бережно поцеловав ее в лоб, Сергей скользнул взглядом по фотографии и отвернулся.
– Утром приземлился в Тбилиси, оттуда была попутка до совхоза. Заглянул к тебе – Асият спит, Дианка сказала, что ты пошла погулять. Только вышел из твоего дома, как встретил Рамазана, внука Асият, он говорит: «Халида недавно шла по дороге к кладбищу». Зря ты ходишь одна, девочка, не нужно этого делать.
– Сегодня сорок дней, мне хотелось побыть здесь одной, – голос Халиды слегка дрогнул, а в глазах мелькнула тревога. – Дядя Сережа… Юра… что-нибудь… Папа постоянно говорит, что пока ничего нового, но мне кажется, что он чего-то не договаривает.
– Нет-нет, если бы что-то было, тебе сообщили бы в первую очередь, – он постарался выдержать взгляд огромных темных глаз, – да и мне следователь бы позвонил. Просто, я все это время как-то…
– Да, я понимаю. Прости, я не выразила тебе своего соболезнования. Поверь, когда папа сказал, что ты улетел на похороны Ады Эрнестовны, я стала сама не своя. Почему? Почему сразу столько несчастий? Как Петр Эрнестович?
– Держится, но выглядит неважно – это был для него тяжелый удар. Они с Адой с детства были неразлучны, а мне они оба заменили родителей. Знаешь, я почему-то вдруг вспомнил, как лет в пять начал называть Аду «мамой», а она мне это запретила, сказала: «Я тебе не мама, я Ада, твоя сестра». Знаешь, меня мучает совесть за то, что мы позволяли ей оставаться одной.
– Такие люди, как Ада Эрнестовна, обычно предпочитают одиночество, и никто из вас не мог бы ничего с этим поделать. Это удел больших ученых, для которых работа – смысл жизни.
– Да, но все же… Знаешь, когда Петя был здесь, он уже знал, что она в больнице в Москве, но ничего мне не сказал – он не думал, что Ада умирает, надеялся, что она выкарабкается. Или просто хотел надеяться.
– Когда речь идет о наших близких, мы надеемся до последнего. Даже тогда, когда надеяться уже не на что, – голос Халиды дрогнул, Сергей понял, что она имеет в виду и себя тоже.
– Я должен был лететь в Москву вместе с ним, должен был быть рядом с Адой, когда она умирала, а вместо этого я заставил его еще заниматься моей дочерью.
– Ты был вне себя от горя после гибели жены, тебя можно понять.
– Какого горя? – резко проговорил он, высокомерно вскинув голову. – У меня не было никакого горя, я не понимаю, о чем ты говоришь. У меня нет и не было жены.
Халида смущенно отвела глаза.
– Я просто… Я к тому, что ты ничего не смог бы изменить. Ты плохо выглядишь, дядя Сережа.
Сергей действительно выглядел неважно – лицо его похудело, под покрасневшими глазами темнели круги.
– Да, наверное, – он потер уже пробившуюся за день щетину, – нужно привести себя в порядок, потом… работать. Работы очень много, да.
– Как Таня? Не лучше ли бы тебе сейчас побыть рядом с ней?
– Таня… она, конечно, потрясена, молчит. Нет, я сейчас не смогу быть рядом с ней – нет сил, я слабый человек и не умею скрывать свою боль. Если честно, Злата для нее лучшая опора, нежели я.
– Не знаю почему, но мне Таня постоянно снится. Она говорит странные вещи, которые я потом наяву никак не могу забыть. Знаешь, мне даже становится немного не по себе, когда я вспоминаю ее слова. Вот и сегодня тоже…
Она запнулась, и лицо Сергея внезапно выразило тревогу. С неожиданной настойчивостью в голосе он заторопил ее.
– Продолжай, почему ты замолчала? Что «сегодня»? Халида, девочка, ты мне можешь рассказать, что тебе снится? Только не волнуйся, пожалуйста.
Закрыв глаза, Халида заговорила странно изменившимся голосом:
«Создание системы прогнозирования будущего закончено, она приведена в действие. Интегратор случайных процессов проанализировал заложенную в базу данных информацию. Результат, полученный в первом приближении, показывает, что временные зависимости основных характеристик имеют следующий вид: среднестатистическое значение параметра прогресса монотонно уходит в область отрицательных величин, функция показателя негативных тенденций претерпевает разрыв первого рода.
Это означает, что над цивилизацией Носителей Разума нависла угроза, но Разум расколот, Носители других систем отказываются внять нашему предостережению»
Вытерев выступивший на лбу холодный пот, Сергей постарался взять себя в руки и спросил, как можно спокойнее:
– Ну, и что ты об этом думаешь? Какой здесь смысл?
– Кто ищет смысла в снах? Людям часто снится какая-нибудь ерунда, и никто не ищет в ней смысла. Но у меня вдруг возникло странное ощущение… Дядя Сережа, ты помнишь, как Юра… как он всегда шутил, что у нас и наших детей любые шишки заживают с космической скоростью?