Синий олень. Трилогия
Шрифт:
Не успели вестники несчастья закончить свой рассказ, как в комнате начали собираться разбуженные и извещенные вахтером сотрудники – растерянные, ошеломленные жутким известием. Сергей с ледяным спокойствием оглядел их испуганные лица и постучал ногтем по своим наручным часам:
– Товарищи, уже утро, попрошу всех вовремя позавтракать и не опаздывать на работу.
Люди в ужасе начали переглядываться. Появились Кручинин и Черкизов, полковник неуверенно спросил:
– Сергей Эрнестович, как вы себя чувствуете?
– Благодарю, Дмитрий Дмитриевич, все в порядке. Всех сотрудников еще раз попрошу разойтись и не
Комната опустела, люди выходили молча, не произнося ни единого слова, некоторые нерешительно оглядывались.
Оставшись один, Сергей запер дверь и упал на кровать лицом вниз. Воспоминание со страшной силой сдавило горло – восемнадцатилетняя Наташа, какой она была в тот день, когда отдала ему свою невинность. Глупая девочка, начитавшаяся книг: «…мне все равно, а если у меня будет от тебя ребенок, я буду только счастлива. Не бойся, я ничего от тебя не потребую».
Когда он сделал ей по телефону предложение, она плакала от счастья: «Да! Да! Да!». Ладно, она была еще дурочкой, вообразившей себя влюбленной, но он-то с его опытом! Почему он решил жениться на ней, почему?! Чувствовал себя обязанным, потому что взял ее девушкой? Идиот, сейчас не то время – девчонки сначала спят, с кем попало, а потом прекрасно устраивают свою жизнь. Нужно было думать – тринадцать лет разницы в возрасте при ее темпераменте дали себя знать, в конце концов. Ада с самого начала, еще не зная Натальи, заподозрила, что девчонка распутна. Как же сестра была права! Или, может быть – его внезапно охватил леденящий холод, – Наталья с самого начала все рассчитала? Конечно же – одинокая девочка, родители умерли, сестра погибла. Ей нужен был муж и защитник, а тут подвернулся интересный мужчина, кандидат наук.
«Я не хочу делать тебя несчастным. Если ты просто считаешь, что обязан, потому что…». Он, дурак, купился, а она использовала – как его, так и его семью. Ей создали все условия, чтобы она окончила институт, даже помогли поставить на ноги ее осиротевшего племянника, а она… Бессильный гнев охватил Сергея, он поднялся с кровати, вытащил из шкафа свой новый летний костюм и начал одеваться – тщательно, аккуратно, словно собираясь на светский прием.
Петр Эрнестович, которого немедленно известили о случившемся, еще до полудня вылетел из Ленинграда в Тбилиси и к вечеру был в совхозе. Ему стало не по себе, когда, зайдя в кабинет Сергея, он застал того за работой.
– Сережа, ты… хорошо себя чувствуешь?
Сергей поднялся навстречу брату, поцеловал его и вернулся к своему столу.
– Садись, Петя, ты ужинал? – будничным голосом спросил он. – Я попрошу принести тебе ужин сюда, или, если хочешь, можешь сходить в столовую.
– Спасибо, я сыт. Кручинин связался с грузинскими товарищами, и они были очень любезны – встретили меня в Тбилиси, накормили, предоставили в распоряжение машину вместе с водителем, я на ней сюда и приехал, – у Муромцева-старшего до боли сжалось сердце при виде черных кругов вокруг глаз Сергея. – А ты… работаешь? Уже поздно.
– Надо кое-что доделать, днем не успел – часа два или три пришлось потратить на разговоры со следователем.
Он сказал это таким тоном, словно жаловался на незначительную досадную помеху, оторвавшую его от работы.
– Да-да, я в курсе. Сережа, мне кажется, что тебе лучше пока прервать работу и вернуться в Ленинград, как ты считаешь?
– В Ленинград? – с недоумением спросил Сергей, вскинув бровь. – Нет, не думаю. Здесь много работы, а в Ленинграде… Честно говоря, в Ленинграде мне сейчас делать абсолютно нечего.
– Хорошо, мы это обсудим позже, но пока оторвись ненадолго – нам нужно поехать к твоей дочери. Ты ведь ее еще не видел со вчерашнего дня? Мне сообщили, что Таня все это время находится в шоковом состоянии – ни с кем не разговаривает, не отвечает на вопросы.
– Это естественно в данной ситуации, но это пройдет, – его голос звучал равнодушно, словно он говорил о постороннем человеке. – Не вижу особой необходимости мне сейчас ее видеть.
– То есть… как это? Приди в себя, Сережа! Твоя жена, мать твоего ребенка умерла. Не важно, при каких обстоятельствах, но она умерла, остался ребенок.
– Я уже забыл, что у меня когда-то была жена, – медленно произнес Сергей, – это было очень давно, а все, что теперь, меня совершенно не касается.
– И твоя дочь тебя тоже не касается?
– Если честно, я даже не вполне уверен, что это моя дочь, – ему самому стало страшно и совестно от этих слов, но вновь нахлынувшие гнев и обида на Наталью подавили чувство вины.
Петр Эрнестович, вспыхнув, поднялся.
– Вот, значит, как. Хорошо, работай. Я смогу пробыть здесь еще пару дней, потом увезу Таню с собой. Ты, надеюсь, не станешь возражать?
– Делай, что хочешь, я же сказал: меня все это не касается.
Две «Волги» с грузинскими номерами затормозили возле дома Халиды почти одновременно. Из одной, легонько постанывая под тяжестью собственного веса, выбрался Зураб, дядя Айгуль, а следом за ним пружинисто выпрыгнул Рустэм Гаджиев. Из другой вылез Петр Эрнестович Муромцев. Выпрастывая ногу из машины, он тоже слегка покряхтел – брюшко, нажитое за годы кабинетной работы, давало себя знать. Встреча была неслучайной – Гаджиеву в нужное время дали знать, что директор головного института, курирующего работу экспериментального комплекса в их совхозе, отъехал от базы и направляется к дому его дочери. Сам Рустэм в это время находился у своей охваченной горем невестки Айгуль и беседовал с ее дядей. До дома Халиды оттуда вполне можно было дойти пешком минут за десять, но Зураб потребовал, чтобы они поехали на его «Волге». Действительно, где это видано, чтобы ответственные работники ходили пешком!
Пожав руку Муромцеву, Рустэм представил ему Зураба и пригласил гостей войти в дом его дочери. Их встретили Зара и ее дочь, вокруг голов их были повязаны черные траурные платки.
– Как моя племянница? – торопливо спросил Петр Эрнестович.
Зара, не смевшая первой нарушить молчание, немедленно начала рассказывать:
– Весь день ничего не ела – как привела ее Халида, так она легла, повернулась к стене и ни слова не сказала. Следователь заходил, спрашивал – она только смотрит и молчит. Халида детей ко мне домой отослала, а сама целый день с Таней. Сейчас они обе заснули, но если скажете, то разбужу.