Синий Шихан (Роман 1)
Шрифт:
– Я покажу, кто здеся хозяин, - пригрозил Митька.
Вечером он незаметно пробрался в дом попа. Отец Николай собирался спать. В длинной ночной рубахе стоял перед зеркалом и расчесывал густую с проседью бороду. Из другой комнаты выглянула черноволосая, с насмешливыми, такими же круглыми, как у отца, глазами девочка и с дерзким любопытством осмотрела голубой Митькин чекмень и рыжие кудри.
– Лидуха-галчонок, кшы спать, - увидев в зеркало ее улыбающееся личико, сказал отец Николай.
"И правда, на галчонка смахивает", - подумал Митька.
Он надул щеки. Девочка потешно
– Я к вам по делу, отец Николай, - откашливаясь в кулак, проговорил Митька.
– Что за дело в такой поздний час?
– Мне обвенчаться надо, да так... ну, как говорится, и все такое.
– В добрый час, хоть завтра, - зевая, ответил отец Николай.
– Тут такое дело, украдкой надо.
– Митька сбивчиво рассказал всю свою историю.
– Не годится без согласия-то родителей.
– А ежели, скажем, она в положении?
– соврал Митька.
– Как же я могу дите свое оставить?
– Это, брат, похвально. Ничего не могу сказать... Значит, дурак Ванька на золоте помешался?.. А с матерью я потом сам поговорю... Приходите... Совет да любовь... Только жить где будете?
– Строиться начну, а покамест у ней поживем.
Спать Митька в эту ночь пришел на сеновал.
– Завтра, Микифор, чтобы лошади чуть свет дома были. Далеко поедем... Как моргну, в один момент запрягай, - приказал Митька, перед тем как улечься на кошме.
– Куды поедем, Митрий Лександрыч?
– спросил Микешка.
– На кудыкину гору. Спи... Ежели кто придет меня будить, гони всех к черту... Скажи, ни в какую церкву я не пойду, слышишь?
– Слышу.
Утром, когда все ушли в церковь, Митька слез с сеновала и приказал Микешке выводить лошадей. Сам он несколько раз подходил к каменному амбару, трогал огромный висячий замок. Остановившись посреди двора, о чем-то задумался.
– Может, скажешь, куда поедем-то?
– не удержавшись, спросил Микешка.
– Делай, что тебе говорят... Где у нас железный лом?
– Вон под навесом стоит... Да зачем он тебе понадобился?
– не унимался Микешка, дивясь лихорадочной возбужденности молодого хозяина.
Митька бросился под навес, схватил тяжелый лом, подойдя к Микешке, глядя на него шалыми, налитыми кровью глазами, задыхаясь, проговорил:
– Ежели ты каждый раз будешь меня спрашивать, куды да зачем, то сейчас же вались к чертовой бабушке! Понял? Чтобы духу твоего тут не было! И вообще, покороче держи язык!.. Мне нужен кучер, как коршун, раз - и в небе! А ты тары-бары растабариваешь! Навоз ты конский, а не кучер! Запрягай живо!
– Да мне-то што? Я с моим удовольствием, - растерянно пробормотал Микешка и тут же подумал: "А ведь настоящий хозяин, едрена корень. Чего это он так взбесился?"
– Только не суетись и не юли. Подкатывай тарантас к анбару. Смотри, в другой раз две обедни служить не буду, - с угрозой добавил Митька и чертом посмотрел на кучера. Сам подошел к амбарной двери, оттолкнув ногой ласкавшегося желтого
Бросив пристегивать постромки, Микешка стоял с разинутым ртом.
"Што ж он это задумал, шалопутный?" - думал кучер, испуганно посматривая на Митьку.
Тот уже вышел из амбара и торопливо надевал на плечо старую шашку. Подманив к себе Микешку, тихим, но твердым голосом сказал:
– Ежели кому про мое дело пикнешь, голову вот этой шашкой снесу, понял? Подкатывай к дверям...
Через минуту они выкатили из амбара два тяжелых бочонка, сделанных из мореного дуба, положили в пароконную бричку и закрыли пологом.
– Что это здесь такое, Митрий?
– снова сорвалось у Микешки с языка.
– Еще раз спросишь, ей-богу, полосну клинком по шее... Что за человек!
– Да так с тобой можно в Сибирь угодить, - краснея от натуги и волнения, проговорил Микешка.
– Ежели ты трус, то иди к...
– Ну, нащет труса ты, хозяин, полегше... Да делай что хошь! Поехали, что ли?
– берясь за вожжи, спросил Микешка.
– Валяй.
Когда выехали, Митька глухо приказал:
– Гони степью, минуя Ярташкинские хутора. В город поедем.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Возвратившись из церкви, Иван Степанов в ожидании, пока соберут на стол, вышел во двор и по прирычке бросил взгляд на амбар, но ничего подозрительного не заметил. Пристроенный Митькой замок висел на месте.
Сейфа у Степановых не было, золото они хранили в бочонках. Каждый день Иван собирался перенести бочонки в горницу, в подпол. Но там не было запора, ключ же от амбара он носил всегда с собой.
Поэтому хватились только к вечеру, когда Аришка, растолкав пьяного Ивана, попросила ключи. Ей потребовалась мука.
Погоня во главе с Иваном выехала ночью и помчалась по большому шляху. Задержаться пришлось потому, что лошади были угнаны в ночное. Кроме того, по станице прошел слух, будто Митька сбежал вместе с Олимпиадой Лучевниковой. Слух этот распустила работница отца Николая, случайно услышавшая накануне Митькин разговор с попом. Иван, сев на коня, сначала поскакал к вдове. Застав ее дома, он изругал ни в чем не повинную Олимпиаду и осрамил на всю станицу.
Тем временем Митька проехал на крепких, выносливых конях больше ста верст. Еще засветло он был в городе. Последнее время он часто ездил туда с управляющим Сухановым закупать материалы, инструменты, нанимать рабочих. Поэтому Митька знал в городе несколько постоялых дворов. В одном из них он и остановился. Передав Микешке шашку, велел ему сидеть в тарантасе и никуда не отлучаться, а сам, почистив одежду от дорожной пыли, отправился в ближайший трактир. В этом заведении он бывал вместе с Сухановым и наблюдал, как решались за расстегаями многочисленные коммерческие дела. Здесь же сбывалось тайно привезенное из степей золото. Его скупали сам трактирщик и специальные люди. Но это были подставные лица. В действительности же главным скупщиком была, как поведал Митьке в свое время Тарас Маркелович Суханов, иностранная компания, возглавляемая Хевурдом.