Синий Шихан (Роман 1)
Шрифт:
– Не продажные, Дмитрий Александрович, - кокетливо прищурив улыбающиеся глаза, самодовольно заявила Печенегова.
– За деньги, Зинаида Петровна, все продается, все!
– упорно твердил Митька, бесцеремонно обнимая Печенегову за плечи. Она ежилась и увертывалась от его рук, как кошка. Хлестнув его плеткой по руке, загадочно сказала:
– Не всегда, мой дорогой...
– За золото все можно... Мне на свадьбу самые лихие кони нужны... Хошь, я весь косяк закуплю, хошь?
– настойчиво приставал к ней Митька. Уж я за ценой не постою!..
–
– Давайте-ка, господа, поедем... Жарко, - умоляюще попросил Шпак.
– Подожди, Мануилыч, - оборвал его Митька.
– Ну чего ты, ваше благородие, раскис? Выпьем ишо, а потом уж и помчимся, чтоб ветерком обдуло... А тебе, расхорошая моя Зинаида Петровна, целую пудовку золотого песка насыплю, ей-богу!
– Хватит! Больше не могу!
– возражал Шпак и крикнул Микешке, чтобы тот подъезжал с тарантасом.
Микешка подкатил рысью. Показывая в степь кнутом, громко сказал:
– Митрий, гляди-ка! Никак брат твой Иван скачет?.. Эх, едрена корень, сейчас будут цветочки-ягодки!..
Митька круто повернулся. Распугивая печенеговский косяк, на большой лошади саврасой масти, клонясь к передней луке, во весь мах скакал Иван Степанов, за ним трое казаков. Микешка узнал Панкрата Полубоярова; второй, на пегом жеребце, был Спиридон Лучевников; третий - Афонька-Коза. Он, размахивая нагайкой, что-то кричал.
Митька сначала попятился назад, потом, круто повернувшись, зашел за экипажи. На его побледневшем лице отчетливо выступили частые веснушки. Глядя на подъезжавшего брата застекленевшими глазами, глухо и коротко спросил у Микешки:
– Где шашка? Достань-ка...
Шашка лежала под всякими покупками на дне тарантаса. Микешка вытащил ее и, выпуская из рук, сказал:
– Неужели до этого дойдет?
– Не знаю, - сквозь зубы ответил Митька.
– Положь тут рядом... на всякий случай...
– Здравствуйте, кого не видал, - задирая взмыленному коню голову, крикнул подскакавший Иван, ища брата лихорадочно блестевшими глазами.
– Здравствуйте!
– растерянно пробормотала Печенегова.
Шпак еще заранее, предчувствуя недоброе, отошел в сторонку и остановился рядом с притихшей Дашей. Вислоусый и бравый Полубояров вытирал пестрым платком взмокшие от пота усы, сдерживая беспокойно переступающего коня, с любопытством рассматривал всю компанию.
После бегства Митьки из станицы Иван поднял его с постели; уговорил поехать догонять Митьку. Спиридон согласился только после того, как ему был обещан пятирублевый золотой. Афоньку послал атаман станицы, к которому Иван зашел с жалобой. Они попусту прогнали коней до самого города и только на другой день узнали от проезжавших киргизов, что Митька на своих вороных рысаках выехал обратно в станицу.
– Ну ты, шарлатан!..
– Не находя подходящих слов, Иван только замотал головой, сжимая в кулаке плеть. Погрозив Митьке, добавил: - Я с тобой дома поговорю, скотина!
– А ты маненько полегче выражайся, братан, я ить тебе
– Замолчи!.. Вор!.. Каторжник!..
– кричал Иван. Но это уже была брань остывшего человека. Охладила его встреча с Печенеговой. Именно из-за этой встречи баталия не состоялась.
Последние до станицы версты, отчасти успокоенный ласковым взглядом Печенеговой, Иван ехал рядом с ее экипажем и жаловался на Митьку. А тот всю дорогу, сладко похрапывая, спал в тарантасе.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
В Шиханской, как и условились, Митька Степанов, минуя свой родной дом, заехал к Зинаиде Петровне и, ни минуты не медля, послал Микешку за Олимпиадой.
Чувствовал он себя скверно. Неизвестно было, как встретит его и как посмотрит на его поступок невеста. Может, испугается и в самую решительную минуту откажет ему. Встреча и объяснение с матерью тоже ничего доброго не сулили. Угрюмый и осунувшийся, он ходил по кабинету Филиппа Никаноровича Печенегова, с тоскливым нетерпением ожидая Олимпиаду. Ведь только ради нее пошел он на такой рискованный шаг.
В кабинет вошла Зинаида Петровна и сообщила, что пришел какой-то Суханов и хочет немедленно видеть его.
– Да это же Тарас Маркелыч! Наш управляющий!
– обрадовался Митька. Я сейчас выйду к нему...
Он кинулся было к дверям, но Печенегова удержала его за плечо.
– Зачем вам самому бегать? Позовите сюда... И вообще, Дмитрий Александрович, держитесь и ведите себя, как настоящий хозяин, понимаете?
– А разве я не хозяин? Продал золото? Так я его нашел... я! Стало быть, я полный хозяин! Почему вы мне такое говорите?
– Я говорю для того, чтобы вы вели себя достойно вашему положению и не выбегали навстречу своему лакею.
– Да разве Тарас Маркелыч лакей? Что вы, Зинаида Петровна! Я его шибко уважаю.
Митьке стало даже как-то обидно за Суханова. В его представлении с лакейством было связано что-то трактирное, унизительное. Нетерпеливо посматривая на дверь, он тихо, с упрямством ребенка добавил:
– Никакой он не лакей, а управляющий, всеми нашими приисками распоряжается.
– Не то я хотела сказать, Дмитрий Александрович, - спохватилась хозяйка, заметив на лбу гостя сумрачные складки.
– Вам уже пора свою прислугу завести. Она и будет вам докладывать, кто и зачем пришел.
– Примерно как у вас или Доменова?
– задумался Митька.
– Вот уж женюсь, там видно будет. Пока еще не привычно как-то. Вы уж нам пособите.
– Я сказала, что буду вашим добрым другом и советчиком. Положитесь на меня.
– Спасибо. Только я очень буду просить вас... Не пущайте сюда брата, он снова канительство заведет... Сами видели, какой он ералашный человек...
– Не пустят. Я прикажу, - улыбаясь, проговорила Зинаида Петровна. Митька не знал, что Иван давно уже сидел в ее комнате и она уговаривала его помириться с братом и поскорее сыграть свадьбу.