Синий Шихан (Роман 1)
Шрифт:
– Не надо волноваться, - спохватилась Зинаида Петровна.
– Вы прикажите, что нужно... Впрочем, я сама скажу. Микеша, - кажется, тебя так зовут?..
– Как хотите, так и называйте, - угрюмо ответил Микешка.
Митька попытался было встать, но Зинаида Петровна, положив свою руку ему на плечо, ласково и внушительно продолжала:
– Нам нужны дрова, чтобы сварить кофе, понимаете?
– Понимаю... Чайник, что ли, скипятить? Так бы и сказали сразу... Дров никаких не надо... Тут в степи столько кизяку, можно целого барана зажарить. Я сейчас, барыня, мигом...
Микешка
Через несколько минут, набрав в попону кизяку, он уже расчищал место для костра. Рядом с наполненным водой кофейником стояла Даша. Она наблюдала, как Микешка выдирал крепкие корни ковыля и откидывал их в сторону, видела его широкую спину, обтянутую темно-синей сатиновой рубахой.
"Наверное, он очень сильный", - подумала почему-то Даша.
Над степью сияло утреннее солнце. Трещали кузнечики. Где-то шумно вспорхнула стая куропаток и с пронзительным свистом пронеслась в стороне. Из норки выглянул желтенький суслик.
Когда костер загорелся, Даша присела на корточки и хотела поставить кофейник на огонь. Но Микешка, коснувшись ее плеча, не поднимая головы, дул на костер. Задыхаясь от дыма и напряжения, он глуховато сказал:
– Погодите маленечко, барышня... Как только разгорится, я сам повешу.
– Зовите меня просто Дашей.
Девушка улыбнулась и, отмахиваясь от ядовитого кизячного дыма, спросила:
– А на что вы его повесите?
– Железку принесу.
Микешка поднялся и, отряхивая на ходу коленки, побежал к тарантасу. Вернулся он с двумя железными приколами с кольцами на концах и куском проволоки. Быстро и ловко воткнул острые концы приколов в землю, на проволоку подвесил кофейник, стал подкладывать в костер сухой кизяк.
– Вот как это делается!
– проговорила Даша. Охватив оголенными по локоть руками колени, она сидела на корточках, глядя в костер.
– Ничего тут хитрого нет. Привычное дело, - ответил Микешка.
– Вы давно служите у господина Степанова?
– после двух-трех минут молчания спросила Даша.
– Нет, недавно... Я лошадей пас...
– Микешка коротко рассказал, как он попал в кучера.
– Вы его, видно, этого вашего хозяина, вовсе не уважаете?
– Раньше вроде как ничего парень был, а теперь... куда там... Я, наверное, уйду от него, - тихо проговорил Микешка.
– А что же вы будете делать? Снова табуны пасти?
– Туда меня не возьмут... Атаман не позволит.
Даша продолжала свои расспросы. Положение Микешки напомнило ей о ее собственной судьбе. Зинаида Петровна обходилась с ней хоть и без грубых окриков, но помыкала, как хотела. Даша родилась в семье сельского учителя. Рано лишившись родителей, она сначала жила у чужих людей, потом ее отдали в сиротский приют. Печенегова однажды посетила этот приют. Ей понравилась красивая десятилетняя девочка. Зинаида Петровна взяла ее на воспитание. Даша много читала. По мнению Зинаиды Петровны, жизнь ее была сытой и устроенной, но тихая и внешне покорная девушка чувствовала между собой и Печенеговой пропасть. Когда Степанов грубо кричал на Микешку, Даша подумала, что и с ней Зинаида Петровна частенько
Солнце припекало все сильнее, укоротились тени привязанных к экипажам лошадей. Откуда-то долетели неясные звуки и звон колокольчиков. Микешка встал и приложил руку к глазам. То же самое сделала Даша. На шляхе заклубилась туча пыли. Вскоре из-за ближайшего небольшого бугорка выехало около десятка фургонов, попарно запряженных лошадьми. По обеим сторонам дороги шли два конских табуна. Тонконогие, мелкоголовые жеребята, склоняя шеи, на ходу щипали зеленую поросль. Густогривые, с длинными крупами, породистые кобылицы встревоженно поднимали головы и призывно ржали. Киргизы-табунщики, посвистывая, взмахивали длинными чоблоками, бойко вертясь на низкорослых лошадях, сгоняли их в кучу.
Постукивая железными осями, подводы остановились.
С переднего фургона, из брезентовой кибитки вышел длинноусый, с широким калмыцким лицом казак в синем чекмене, подпоясанный дорогим наборным ремнем. Это был конский ремонтер и коновал Кирьяк, служивший у Печенеговой главным коневодом.
– Вот и мои приехали!
– поднявшись с ковра, крикнула Зинаида Петровна.
Кирьяк степенно, разминая кривые, затекшие от долгого сидения ноги, обутые в сапоги с низкими голенищами, неторопливо закосолапил навстречу барыне. Не дойдя шагов пяти, остановился, согнул широченную спину, низко поклонился.
– Нижайшее почтение госпоже Зинаиде Петровне, - приветствовал он хозяйку грудным хриповатым голосом.
– Здравствуйте, Кирьяк. Ну, как шли?
– зорко оглядывая повозки и табунившихся по ковыльному полю лошадей, спросила Печенегова.
– Обыкновенно, матушка Зинаида Петровна... Малым шажком да с сытой прикормкой. Матки веселые, сосунки за птичками гоняются.
– Я не попадья... Что ты меня матушкой величаешь?
– Вот тебе раз! Опять не угодил... Уж я-то старался угодить, жеребчиков, как детишек, берег, - посматривая на хозяйку влажными, с лукавинкой глазами, обиженно проговорил Кирьяк.
– Вижу... Спасибо. Поили давно?
– Насчет водички тут плоховато. На зорьке к лиману сворачивали. Вода вроде как тухлая, пить тошно, а коням ничего, пили.
– Придете на место, там будет привольно, - сказала Печенегова. Попасите немного здесь, тягловым коням дайте отдохнуть - и с богом. К вечеру быть на Урале, выкупать и помыть весь табун. Жеребцов отдельно... И не спускать - погрызутся.
– Что и говорить, известное дело, как звери друг на друга кидаются, согласился Кирьяк.
Покачиваясь, подошли Митька и Шпак. Полуобнявшись, тупо смотрели на прибывший табун и подводы с имуществом Печенеговой. Даша с Микешкой укладывали подушки, пледы, разбросанные по траве пустые бутылки и оживленно разговаривали.
Митька, показывая на привязанных, не стоявших на месте жеребцов, с восторгом говорил:
– Ух, конищи! Таких и у Полубояровых нету! Слушай, Петр Эммануилыч, давай купим вот ефтих белоногих и подарим раскрасавцев лапушке моей в подвенечный подарок! Барыня-госпожа, слышь? Лошадей я у тебя покупаю! Говори цену, сейчас же магарыч разопьем!