Синий шихан
Шрифт:
– Земля, как это по русской поговорке, слухом полнится.
Хевурд поднялся с кресла, пощелкал пальцами, заложив руки за спину, прошелся по кабинету и остановился напротив Буянова.
– Мы, уважаемый Матвей Никитич, люди деловые, не так ли?
– Истинно так, Мартин Робертович! Я к вам, как к отцу родному, за советом приехал! – воскликнул Буянов, про себя думая: «Окорнает меня этот лупоглазый, окорнает».
– Вы правильно поступили… Добыча золота – дело трудное, сложное. Если вы нашли жильное золото и некоторое количество самородков, это одно дело. Легкий фарт, что называется. Если рассыпное – совсем другая сторона. Так или иначе, надо исследовать весь участок и, быть может, на очень большом пространстве. Вы, конечно, все понимаете…
– Хлеб мало стоит?
– Во всяком случае, немного… Сколько вы закупили хлеба?
Посапывая носом, Буянов настороженно молчал. В голове его вертелись куцые, беспорядочные мысли.
– Мне ваши хлебные запасы известны, – продолжал Хевурд. – Скажем, двадцать тысяч пудов… По тридцать копеек мера – это шесть тысяч рублей. Наша компания закупила два миллиона по тридцать пять копеек за пуд. Почем вы продадите свой хлеб? Будете ожидать высокой цены?
У Буянова тряслись коленки. Ему становилось душно в этом мрачном кабинете. Со стены угрюмо смотрела стеклянными глазами голова оленя, густой размеренный голос хозяина подавлял его.
Матвей Никитич быстро сообразил, что, обладая таким количеством хлеба, Хевурд в любое время может изменить цены, и если захочет, то всех мелких хлеботорговцев пустит в трубу. Надо быть дураком, чтобы не понимать, куда клонил этот зубастый англичанин. «Проглотит, как щука карася», – с ужасом думал купец.
– Что же вы хотите, Мартин Робертович? – спросил Буянов, теряя терпение.
– Что я хочу? – На секунду Хевурд задумался и снова прошелся по кабинету от стола до порога. – Я хочу прежде всего предотвратить ваш банкрот… Да, это самое правильное и страшное в деловом мире слово – «банкрот». Пуф – и все! Почему это произойдет? Сидите спокойно и дайте говорить мне до конца. Я плохо знаю русский язык… Это произойдет потому, что вы не знаете того дела, за которое хотите браться. Возьмем самую благоприятную сторону… Предположим на одна минута, что согласно вашего фарта вы на первый случай намыли два пуда золота… Это составит семь тысяч шестьсот восемьдесят золотников… Его себестоимость будет два рубля. Я приблизительно говорю… Казна вам будет выплачивать самое большее четыре рубля за один золотник. Может быть, вы получите высокий дивиденд, я не оспариваю. Не-ет! Но вдруг – я говорю, Матвей Никитич, условно, – вдруг одна какая-нибудь Кочкарская или другая анонимная компания, это неважно, захочет продать правительству тридцать – сорок пудов золота по три рубля один маленький золотник… Почем тогда будет продавать уважаемый Матвей Никитич?
– Казна имеет расценки постоянные, – растерянно пробормотал Буянов.
– Казна в любое время может изменить расценки. Вы отлично знаете, как это делается… Но продолжим наши экономические соображения. В убыток, разумеется, продавать золото никто не захочет, а придется… Как деловой человек, уверяю вас, господин Буянов, что через полгода надо закрывать свой фирма… Если хотите послушать лицо, знающее золотую промышленность России и конъюнктуру рынка, советую для прочности вашего предприятия составить акционерную компанию. Русскую компанию… Скажем, пусть будет так: «Акционерное общество Буянов и К°»! Ваш акционерный пай может составить недвижимое имущество, мельницы и мыловаренный завод. Это будет половинная доля, оцененная банком. На эту сумму вы подпишете векселя, банк учтет их и выдаст наличный капитал. Вторая доля должна состоять из средств других акционеров, разумеется по вашему выбору…
– Кто же, например, может быть этим другим акционером?
Буянов только под конец выспренней речи хозяина начал соображать, что англичанин старается нагнать побольше страху, и понял, кого он метит во вторые акционеры. Тут же Буянов решил, что хлеб продавать ни в коем случае нельзя. Мука пойдет будущим приисковым рабочим по цене, которую он может назначить сам. А сбыть золото он сумеет, тем более что россыпи были богатые. Было бы чего сбыть, а покупатели на желтый металл найдутся…
– Я думаю, Матвей Никитич, что на ваш вопрос не стоит отвечать. Вы меня знаете как практического и делового человека. Я вас тоже. Вкладывая свой капитал в вашу компанию, я не намерен терпеть убытки и вас гарантирую от всякий риск… Я сейчас же дам вам средства, опытных в этом деле людей и необходимые инструменты…
– Во сколько, Мартин Робертович, вы оценили бы примерно мой недвижимый капитал? – после продолжительного размышления спросил Буянов.
– Это скажет банк.
Хевурд пожал плечами и устало опустился в кресло. Он понял, что ни в чем не убедил упрямого купца.
Хозяин закурил сигару. Буянов, теребя жесткую бороду, молчал. Говорить ему было трудно.
– Я подумаю, Мартин Робертович… Такое дело сразу решать нельзя, – сказал под конец Буянов и, попрощавшись, вышел.
«Акционерное общество Буянов и К°» – неотвязно стояла перед глазами Матвея Никитича предложенная Хевурдом вывеска.
– На-ка, любезный, выкуси! – проговорил он вслух и, повернувшись к фасаду дома, с яростью показал кукиш.
А Хевурд в эту минуту разговаривал по телефону с управляющим Уральского банка Оскаром Карловичем Шульцем, к которому направился Буянов.
Увидев Матвея Никитича в дверях кабинета, Шульц встал и пошел ему навстречу. Упитанное лицо немца с маленькими, заплывшими жиром глазками расплылось в радостной улыбке. Казалось, к нему пришел самый задушевный друг. Буянов иногда встречался с Шульцем в домашней обстановке, за праздничным пирогом у Пелагеи Даниловны, перебрасывался по маленькой в картишки и всегда проигрывал. Глядя на уродливую, гладко выбритую голову Оскара Карловича, он думал: «Обкрадет, убьет – и все с улыбочкой». Сейчас этот толстый, опрятно одетый человек был особенно противен Буянову. После свидания с Хевурдом не хотелось вести разговор вокруг да около.
– Я пришел, Оскар Карлович, потолковать насчет кредиту, – без обиняков начал Буянов.
– Такому клиенту мы всегда рады, Матвей Никитич. Как поживает Пелагея Даниловна?
Оскар Карлович говорил вполголоса, умиленно посматривал на собеседника прищуренными глазками, словно прицеливался поцеловать его в щеку. Он знал все буяновские дела, как свои собственные, учитывал векселя Барышниковой, которые приносил сам Матвей Никитич. Но сейчас уже был предупрежден Хевурдом. Шульц играл в банке роль подставного директора. Фактически же всеми финансовыми операциями и делами Уральского банка негласно распоряжался все тот же Мартин Хевурд.
– Слава богу, госпожа Барышникова хорошо живет, – буркнул Матвей Никитич. – Так вот, Оскар Карлович, мне срочный кредит нужен… дело такое, что не терпит.
– Что же это за дело, Матвей Никитич? Может, коммерческий секрет? – склоняя набок лоснящуюся, с синими прожилками бритую голову, спросил Шульц.
– Вы угадали. Трезвонить об этом пока еще рано.
– Не претендую… Мы люди сами коммерческие и понимаем, что такое залог успеха. Какой же вы хотите получить кредит и сколько?
– Обыкновенный, под недвижимое имущество. Вы мое состояние знаете.
– Да, да! И мельницу и завод. Это рентабельные предприятия. Надеюсь, они застрахованы? Отлично! Но я должен вам сообщить, что сейчас, – продолжал Шульц уже новым, каким-то казенным голосом, слегка пришепетывая и гнусавя, – у нас несколько изменились условия… Если раньше мы кредитовали под залог недвижимого имущества до двадцати процентов, то теперь не больше десяти… от бухгалтерской стоимости государственного страхования…
– Это что же, за одну мельницу не больше пяти тысяч, а за другую десять? – быстро подвел баланс Матвей Никитич, поражаясь наглости Шульца. – Значит, и мыловаренный завод со всеми запасами сырья тоже пойдет за такие проценты?