Синтар. Остров-убийца
Шрифт:
– Что? – Генри склонился над ним, пытаясь разобрать слова. – Что, Сора? Что мне сделать?
– Не уходи! – вдруг вскрикнул Кимура и резко распахнул глаза. Сначала в них не было ничего, только сонный дурман, потом промелькнуло узнавание и… стыд.
– Прошу прощения, – он поморщился и, выпростав руку из-под пледа, потер лоб. Бледность покидала его, но все равно Сората выглядел больным. Генри много чего хотел ему сказать, но язык вдруг онемел во рту. Фразы застревали где-то в горле, и каждая из них казалась надуманной и неуместной.
– Ты потерял сознание, – словно бы оправдываясь,
– Прошу прощения, – повторил Сората и прикрыл глаза ладонью. Только вот Генри хотел услышать не это, еще не знал, что именно, но точно не это. – Это была трагическая случайность.
– Ага, конечно, – не сдержал Генри здорового скепсиса. – Ты понимаешь, почему я прилетел?
Сората посмотрел, наконец, ему в глаза:
– Разумеется, нет. Я вообще не знал… даже предположить не мог…
Он замолчал и опустил взгляд. На все еще бледных щеках проступили яркие пятна болезненного румянца. Ресницы задрожали.
Генри больше не знал, что сказать. Два года прошло, из которых больше половины дней он размышлял, о чем бы они говорили, вновь встретившись. Тогда казалось, что все будет легко и просто, так же, как всегда было между ними. Макалистер чувствовал объединяющую их связь, она была слишком сильна, чтобы порваться столь быстро, однако сейчас он почему-то ощущал пустоту в груди, огромную черную пустоту, которую нечем было заполнить. Он мучительно размышлял, отбрасывая слова и мысли и тут же находя новые, которые также не покидали его уст. Это было очень страшно.
– Генри…
– Сора…
Они вдруг начали говорить одновременно, и оба же замолчали, уступая первенство. Получилось глупо и неловко.
– Я хотел сказать…
– Я рад…
Сората поднес ладонь ко рту и хихикнул, совсем как раньше. Генри вздохнул и улыбнулся облегченно:
– Давай все-таки ты первый.
Кимура кивнул и, мгновенно вернув себе серьезность, сказал:
– Генри, я рад, что ты прилетел. Жаль, что не получилось достойно тебя встретить.
Эхо произнесенных слов повисло в теплом, пахнущем цветами воздухе. Генри казалось, он чувствует его вкус на кончике языка – сладкая горечь. Не то, совсем не то.
– А я хотел сказать, что мне больно видеть тебя таким, Сора. Расскажи, что случилось? Я прилетел, потому что получил предупреждение насчет тебя.
– От Хибики?
– И от него тоже, – Генри задумчиво поворошил густой белый ворс. – Но не только. У меня есть и другие источники, ты знаешь, что я имею в виду.
– Кого, – поправил Сората. – Ты о призраках? Ты еще видишь их?
– Едва ли есть средство, способное мне помочь, – Генри отвернулся к окну, но желание видеть Сорату оказалось сильнее. Он снова посмотрел на друга. – Но мне все нравится. Они мои друзья, в некотором роде. Впрочем, это долгая история, возможно, в другой раз я расскажу ее тебе с самого начала.
Кимура снова широко улыбнулся и вытащил из-под одеяла вторую руку, чтобы невзначай коснуться Генри:
– В другой раз – это звучит обнадеживающе. Я буду очень ждать его. – Он дождался, когда в гостиную войдет женщина в костюме горничной, и распорядился. – Кимико-сан, подготовьте комнату для гостей в старом крыле. Ту,
Сората повернулся к Генри и ободряюще кивнул:
– Я хочу, чтобы он ни в чем не нуждался. И, Кимико-сан, распорядитесь, чтобы подготовили все для купания. Для двоих. Свободны.
Следом за служанкой удалился и сам Кимура, пообещав прислать за Генри кого-нибудь минут через тридцать. Молодая девушка с поклоном попросила следовать за собой и привела Макалистера в японскую половину дома. Светлый коридор имел ряд раздвижных дверей-сёдзи, а сквозь тонкую бумагу стен доносились звуки сада.
– Господин здоров? – спросил Генри, когда девушка, опустившись на колени, открыла перед ним одну из дверей. Служанка, кажется, не поняла его, а когда он, опомнившись, повторил вопрос по-японски, только ниже опустила голову. Похоже, прислуга в доме была не из болтливых.
Оставшись в одиночестве, Генри оглядел комнату, По-японски лаконичная и строгая, сквозь бумажные створки сёдзи проступали очертания сада. На полу – восемь прямоугольных татами, в углу – низкий столик и стопка тоненьких подушек. Декоративные деревянные панели, стилизованные рисунки на стенах и обязательно – изящная икебана в высокой нише. Генри не смог бы жить в такой комнате долго, его душе ближе был хаос, его уютный тесный кабинетик на втором этаже был раем в сравнении с этим пустым гармоничным пространством. Но эти неудобства легко было преодолеть ради одной лишь возможности разговаривать с Соратой. Да, пожалуй, ему очень не хватало их полуночных разговоров в комендантской или в беседке у задней двери на кухню Академии. Макалистер прикрыл глаза, стремясь ощутить присутствие мертвых, но вместо этого услышал шаги в коридоре.
– Я вхожу! – предупредил незнакомый голос по-английски, и дверь с шорохом отъехала в сторону.
Гость оказался Генри смутно знаком. Высокий, по крайней мере, для японца, серьезный мужчина в очках и строгом костюме, делающем его похожим на среднестатистического офисного работника. Однако нельзя было не отметить явную дороговизну ткани, впрочем, ждать от личного секретаря Кимуры иного и не приходилось.
– Масамуне Иноске, – представился он. – Я здесь по приказу моего господина.
Обращение отдавало средневековьем, однако многое из того, что было нормально для этой страны, казалось Генри странным и непонятным. Он не был уверен, что сможет прижиться здесь, даже ради Сораты.
– Генри Макалистер, – нашел нужным сообщить Генри. – Очень приятно.
По лицу Масамуне этого совершенно нельзя было сказать. Он окинул Генри строгим взглядом:
– Господин велел убедиться, что вас хорошо устроили.
– А почему он сам не зашел?
Генри это совершенно по-детски задело, хотя он понимал, что вопрос нетактичный.
– Господин занят важной работой, – наконец-то на лице секретаря появились чувства. Генри расценил их как гордое презрение. – Ведение бизнеса отнимает много сил и времени, господин трудится, как и положено продолжателю рода Кимура. Если вас все устраивает, я доложу, что вы скоро прибудете в купальню. Аями вас отведет.