Синтар. Остров-убийца
Шрифт:
За четырнадцать с половиной часов полета он даже умудрился немного подремать и проснулся незадолго до объявления посадки. Прошлый подобный перелет ему почему-то мало запомнился, хотя на такое расстояние он тогда путешествовал впервые. Вместе с холодком в желудке, вызванным стрессом от полета, Генри вдруг испытал настоящий ужас от того, что придет к Сорате без приглашения спустя целых два года. Он точно его выставит. Даже на порог не пустит, это в том случае, если Генри вообще удастся его отыскать.
Дальше все было как во сне. Кафе в аэропорту, пролитый на брюки кофе – в точности, как в прошлый раз. Схема железнодорожных веток, разумеется, на японском. Генри
Хибики не назвал точного адреса, потому что его как такового и не было. Все, что знал Генри – район Камигамо, вдоль реки Камо-гава, за мостом недалеко от Ботанического сада Киото. Слишком мало, чтобы чувствовать себя уверенно. В итоге пришлось нанять поразительно дорогое такси и назвать фамилию Кимуры. Каково же было удивление, когда таксист, молодой японец с жестокой взъерошенной шевелюрой, понимающе заулыбался и закивал головой. В тот же момент Генри стало дурно, жарко и страшно при мысли, что через каких-то полчаса он окажется перед воротами дома Сораты. Незваный гость.
Из-за высокого каменного забора почти ничего не было видно, лишь макушки сосен и традиционный вычурный конек крыши где-то в глубине сада. Рядом с металлическими двустворчатыми воротами висела табличка с иероглифами – Кимура. Эти знаки Генри запомнил хорошо. Кнопка домофона поддалась не сразу, палец соскользнул, и Генри громко выругался. После пары гудков из динамика послышался мужской голос.
– Добрый день, – поприветствовал Генри, с каждой секундой погружаясь все глубже в собственные страхи и неуверенность. – Мне нужно увидеть Кимуру Сорату. Я его друг.
– Как ваше имя?
– Генри Макалистер. Я его друг.
– Вас ожидают?
Вопрос застал Генри врасплох. Он вытер свободную руку о штаны, ладони вспотели от напряжения:
– Нет. Но если вы доложите обо мне, Сората непременно…
– Господин Кимура не принимает гостей.
Связь оборвалась.
Генри казалось, что он смотрел на мигающую точку домофона целую вечность, пока не решился на повторный звонок. Ему не ответили, но очень скоро с той стороны забора послышалось какое-то шевеление, с тихим жужжанием ворота начали медленно открываться.
– Макалистер-сан? – невысокий крепко сбитый мужчина поприветствовал его поклоном. – Прошу вас следовать за мной.
Генри не стал ни о чем спрашивать охранника, но подобная встреча заставила его удивиться. Он, конечно, не раз слышал о мифическом богатстве и известности Кимуры, но впервые выпал шанс увидеть все собственными глазами.
За воротами начиналась подъездная асфальтовая дорожка, по обе стороны от которой расстилался японский сад. Она упиралась в ступени крыльца, а сам дом представлял из себя невероятно органичный сплав основного здания в типично европейском стиле и расходящихся от него японских пристроек, соединенных между собой крытыми галереями. Волны вздернутых крыш темнели на солнце,
– Прошу за мной, господин Макалистер, – будто специально, охранник заговорил на английском, достаточно хорошо, чтобы быть понятым, но Генри все равно внутренне передернулся.
– А Кимура…
– Я доложу о вас господину. Идемте.
Таинственность, которая вдруг начала окружать Сорату, Генри не понравилась. Он позволил забрать свой чемодан и проследовал вслед за японцем вглубь сада, туда, где слух безошибочно угадывал звуки льющейся воды. Что же, выходит, Сората уже знал, что он здесь, наверняка, ему уже доложили, и эта мысль делала ноги ватными, а голову пустой. Дорожка петляла, как змея, и в итоге привела Макалистера к аккуратной круглой беседке с красной черепицей на тонких опорах. Перед беседкой, почти как в Академии, был маленький водоемчик с гладкими, отполированными камнями, возле крутого мосточка стояли кадки с карликовыми соснами, а на голубой поверхности воды цвели незнакомые Генри крупные розовые и белые цветы. Пахло свежестью и вместе с тем одуряющей сладостью. Сорате должно здесь очень нравиться.
Генри опустился на низкую скамейку и запустил пальцы в волосы.
– Вот черт! – он резко выпрямился и ударил себя по колену. Ожидание лишало последних сил. Он уже начал сомневаться, что поступил верно, бросив все и прилетев на край света, подчиняясь туманным намекам мертвецов и зову своей интуиции, которая всегда оказывалась в тупике, когда дело казалось единственного в его жизни друга. Вода лилась в искусственно созданном водопаде, нарушая идиллистическую тишину. Генри низко наклонил голову, комкая пальцами ткань брюк. Внезапно новый звук пробился сквозь ставшее привычным веселое журчание. Голоса. Генри вскочил, напряженно прислушиваясь, но более ничего не услышал. Впрочем, все равно не остался на месте и, перебравшись в два шага через горбатый мостик, вышел на тропинку, что привела его от ворот сюда.
Перед ним было додзё. Генри узнал это место по картинкам и азиатским фильмам. Небольшое одноэтажное строение на высоком фундаменте, с изогнутой крышей, широкие ступени вели к раздвижной двери-сёдзи, сейчас открытой. У входа стояло две пары обуви, и Макалистер поспешно отскочил в тень деревьев, когда из додзё стремительно вышел человек. Несмотря на непривычную еще прическу, традиционные кимоно и хакаму и раскрасневшееся потное лицо, Генри просто не мог не узнать Сорату, пожалуй, он бы сделал это даже с закрытыми глазами. Кимура быстро влез в обувь и пошел прочь, прихрамывая почти так же, как в их первую встречу. Хотя, вроде бы, давно отучился от этого. У Генри потеплело в груди. Он сделал шаг вперед и позвал:
– Сората!
Кимура остановился так резко, что, наверное, едва не упал. Выпрямился неестественно, будто его ударили в спину. Генри ждал, больше не решаясь сделать и шага.
– Генри? – проронил, наконец, Сората и медленно развернулся. – Этого не может быть.
Его лицо, вмиг побледневшее, не выражало ни радости, ни огорчения, только глаза из-под сырой спутанной челки смотрели настороженно и немного напугано. Он был похож на птичку, боящуюся поверить, что клетка открыта. И Генри смотрел на него, выискивая ответ на свои ожидания и страхи в знакомых чертах, смазанных налетом скопившейся усталости. В ушах грохотала кровь, к горлу от волнения подкатила тошнота.