Синтетический человек

Старджон Теодор Гамильтон

Горти повернулся и посмотрел на нее и у него перехватило горло. Она была самым красивым маленьким произведением искусства, которое он когда-либо видел в своей жизни. Ее темные волосы сияли и ее глаза тоже сияли, а ее головка скользила от виска до щеки, закруглялась от щеки до подбородка, мягко и гладко. Ее кожа была загоревшей поверх глубокого свежего сияния, похожего на розовые тени между лепестками розы. Губная помада, которую она выбрала, была темной, почти коричнево-красной; это и темная кожа делали белки ее глаз похожими на маяки. Она была одета в платье с

широким отложным воротником, лежавшим на ее плечах, и с глубоким вырезом чуть ли не до талии. Этот вырез впервые подсказали Горти, что эти дети, Гавана и Банни и Зина, были совсем не детьми. Банни была кругленькой как девочка или мальчик. Но у Зины были груди, настоящие, тугие, упругие, отдельные груди. Он посмотрел на них, а затем на три маленьких лица, как если бы лица, которые он видел раньше исчезли и вместо них появились новые. Грамотная, уверенная речь Гаваны и его сигары были его признаком зрелости, а альбиноска Банни конечно продемонстрирует какую-нибудь подобную эмблему через минуту.

– Я не скажу вам его имя, - сказал Гавана.
– Отныне он собирается обзавестись новым. Правильно, малыш?

– Ну, - сказал Горти, все еще боровшийся со странным перемещением тех мест, которые эти люди успели уже занять внутри него, - ну, наверное.

– А он смышленый, - сказала Банни.
– Ты знаешь об этом, малыш?
– Она издала свой самый неслышный смешок.
– Ты смышленый.

Горти обнаружил, что он снова смотрит на груди Зины и его щеки вспыхнули.

– Не подкалывай его, - сказала Зины.

Она впервые заговорила... Одной из самых ранних вещей, которые мог вспомнить Горти был камыш, который он увидел лежа на берегу ручья. Он был тогда совсем ребенком и темно-коричневая колбаска камыша, прикрепленная к его сухому желтому стеблю показалась ему жесткой и колючей вещью. Не срывая его, он пробежал пальцами по всей его длине и то, что это оказалось не твердое дерево, а бархат, было трепетным шоком. Он испытал такой же шок сейчас, впервые услышав голос Зины.

Официант, молодой человек с похожим на пирожное лицом, уставшим ртом и смешливыми морщинками вокруг глаз и ноздрей, ленивой походкой подошел к ним. Он явно не был удивлен при виде карликов и уродливого зеленокожего Солума.

– Привет, Гавана. Вы что, ребята, устраиваетесь поблизости?

– Не в ближайшие шесть недель. Мы сейчас в районе Элтонвилля. Подоим Ярмарку Штата и вернемся обратно. У нас сейчас масса предложений. Чизбургер для этого милашки. А вам что будет угодно, леди?

– Яичница-болтунья на ржаном тосте, - сказала Банни.

Зина сказала:

– Поджарьте немного бекона пока он почти пригорит...

– ...И посыпьте им пшеничный хлеб с арахисовым маслом. Я помню, принцесса, - заулыбался повар.
– Твое слово, Гавана?

– Бифштекс. Для тебя тоже, а?
– спросил он Горти.
– Нет, он не может его разрезать. Рубленое филе, и я застрелю тебя, если ты добавишь туда хлеб. Зеленый горошек и картофельное пюре.

Повар сложил колечко большой и указательный пальцы и пошел выполнять заказ.

Горти спросил, стесняясь:

– Вы работаете с цирком?

– Карни, - сказал Гавана.

Зина улыбнулась увидев выражение его лица. От этой улыбки у него закружилась голова.

– Это карнавал. Ну ты знаешь. Болит рука?

– Не сильно.

– Это меня убивает, - взорвался Гавана.
– Вы бы ее видели.
– Он приложил свою правую руку к пальцам левой и сделал движение, как будто измельчал крекеры.
– Кошмар.

– Мы ее вылечим. Как мы будем тебя называть?
– спросила Банни.

– Давайте сначала подумаем, что он будет делать, - сказал Гавана. Мы должны сделать Людоеда счастливым.

– Об этих муравьях, - сказала Банни, - ты бы стал есть слизняков или кузнечиков или еще что-нибудь?

Она спросила его об этом прямо и на этот раз она не хихикала.

– Нет!
– сказал Горти одновременно со словами Гаваны: - Я уже спрашивал его об этом. Это отменяется, Банни. И потом, Людоед все равно не любит использовать фигляров.

С сожалением в голосе Банни сказала:

– Ни один карнавал не имеет карлика-фигляра. Это был бы выигрышный номер.

– А что такое фигляр?
– спросил Горти.

– Он хочет знать, что такое фигляр.

– Ничего особенно хорошего, - сказала Зина.
– Это человек, который ест всякие неприятные вещи и откусывает головы у живых цыплят и кроликов.

Горти сказал:

– Я не думаю, что я бы захотел это делать.

Да так рассудительно, что три карлика взорвались пронзительным смехом. Горти посмотрел на них, на одного за другим, и почувствовал, что они смеются с ним, а не над ним, и поэтому он засмеялся тоже. И опять он почувствовал тот прилив тепла внутри. Эти люди делали все таким легким. Они похоже понимали, что он мог быть немного непохож на других людей и это было не страшно. Гавана очевидно рассказал им все о нем и они стремились помочь.

– Я сказал вам, - сказал Гавана, - он поет как ангел. Никогда не слышал ничего подобного. Подождите пока услышите.

– Ты играешь на чем-нибудь?
– спросила Банни.
– Зина, ты можешь научить его играть на гитаре?

– Не с такой левой рукой, - сказал Гавана.

– Подождите!
– воскликнула Зина.
– А когда вы решили, что он собирается работать с нами?

Гавана беспомощно открыл рот. Банни сказала:

– О - я думала...
– а Горти уставился на Зину. Они что собирались одновременно дать и отобрать все обратно?

– О, малыш, не смотри на меня так, - сказала Зина.
– У меня сердце разрывается...
– И снова, несмотря на его страдание, он едва ли не чувствовал ее голос кончиками пальцев.

Она сказала:

– Я сделаю все что угодно для тебя, дитя. Но - это должно быть что-нибудь хорошее. Я не уверена в том, что это будет хорошо.

– Конечно это будет хорошо, - насмешливо сказал Гавана.
– Где он будет есть? Кто его возьмет? Послушай, после того, через что он прошел, ему нужен перерыв. В чем дело, Зина? Людоед?