Синтез
Шрифт:
— Чёрт бы вас подрал, — пробормотал охранник, сглатывая слюну. — Забирай свои пироги и вали отсюда!
Прежде чем плотно завернуть контейнер и взять его под мышку, Гедимин достал один кекс и разломил пополам.
— Подарок из Лос-Аламоса, — усмехнулся он, протягивая половину Хольгеру. — Герберт улетает на Энцелад, но всегда помнит свои обещания. Может быть, я когда-нибудь побываю на Энцеладе. К холоду я уже привык.
Хольгер, откусив от своего ломтя, изумлённо мигнул, вдохнул с приоткрытым ртом, охлаждая язык, и потянулся за флягой. Гедимин блаженно жмурился, доедая последние кусочки. «А ещё я каждый месяц буду есть вот это. «Кекс Конара»… Звучит не так хорошо, как «реактор Конара», но мне нравится.»
— Гедимин, — Хольгер тронул его за руку, и сармат удивлённо мигнул. Незаметно они вышли на пологий склон оврага; сегодня никто не копался во вчерашнем глубоком снегу, и даже охранники ночью не истоптали его, завязнув на полдороге.
— У меня появилась одна мысль, — тихо продолжал Хольгер, и Гедимин развернулся к нему, рефлекторно прикрывая его от дороги — там мог пройти патруль. — Сиверсенитовый реактор… Ты ещё не переплавил его?
Гедимин мигнул.
— Я быстро соберу его, если нужно. И у меня есть запасы, — сказал он. — Шесть больших, восемнадцать маленьких, четырнадцать стандартных. Сколько тебе нужно?
Хольгер радостно усмехнулся.
— Да, я никогда не сомневался в тебе, — прошептал он, крепко сжав руку ремонтника. — С того дня, как впервые увидел. Ты ещё не разобрал свои излучатели? Альфа-, бета-, гамма-излучение, нейтронная пушка, — они ещё работают?
— В ближайшие три года им ничего не будет, — пообещал Гедимин, пристально глядя Хольгеру в глаза. — Ты что, возвращаешься к опытам?
Тот кивнул.
— Хочу провести… эксперимент или два, — он неуверенно усмехнулся. — Кто-то уже наверняка это делал, но в сети нет никаких отчётов, и я подумал… Ты разрешишь мне приходить к тебе и облучать сивертсенит?
— Ты знаешь, как открыть люк, — пожал плечами Гедимин. — Только… Надо хотя бы в этот раз защитить себя. Не начинай без меня. Я покажу, как работать с излучателями и не облучаться. Ты думаешь, ионизирующее излучение как-то повлияет на сивертсенит? Ионизированность — его обычное состояние…
— Проверим, — отозвался Хольгер. — Буду рад любой помощи.
Его глаза снова горели алым огнём, и Гедимин, увидев его отблеск, широко усмехнулся. «Ты живой,» — подумал он и свободной рукой прижал Хольгера к себе. «Макаки не убили ничего в тебе. У сарматов снова есть изобретатель.»
Глайдер, отведённый под междугородние рейсы, отличался от других фургонов, припаркованных на Шахтёрском аэродроме, только выкрашенными в белый цвет бортами и расписанием, нарисованным поверх свежей краски. Его уже вывели на взлётную полосу, и два десятка сарматов ждали у фургона, пока охранник в тяжёлом экзоскелете посветит на каждого считывателем и заглянет в карманы. Один из улетающих отошёл в сторону и выложил из кармана несколько обломков фрила. Следующим в очереди был Линкен, и Гедимин настороженно следил за тем, как охранник, высвободив руку из-под брони, прощупывает его карманы. Взрывник стоял спокойно, его руки расслабленно висели, и пальцы не пытались сжаться в кулаки. Гедимин удивлённо мигнул.
— Надо же. В самом деле полетел без взрывчатки, — прошептал он, повернувшись к Иджесу. Сармат-механик хмыкнул.
Линкен обернулся у люка, помахал провожающим и забрался в фургон. Гедимин кивнул и отступил в переулок. По взлётной полосе, разгоняясь, промчался второй глайдер — он улетал на границу.
— И что он будет делать в Порт-Радии без динамита?! — Иджес растерянно покачал головой. — Если так же обыскали его друзей… Или всё-таки припрятал? Как думаешь?
Гедимин пожал плечами.
— Вечером расскажет. Ты куда?
Иджес на секунду задумался.
— Надо искупаться перед работой, — решил он, оглянувшись на озеро. Там убирали решётчатые щиты с немногих оставшихся прорубей — хотя под ногами от холода визжал снег, марсиане ещё не передумали купаться. Над душевой высоким вертикальным столбом поднимался пар, подсвеченный утренним солнцем.
— Смотри не примёрзни, — настороженно покосился на озеро Гедимин. — Зайду в информаторий, потом пойду работать. Если Хольгер спит — не буди.
Иджес посмотрел в сторону оврага и хмыкнул.
— Хорошо быть благонадёжным. Захотел — пропал на всю ночь, захотел — угнал глайдер. А тут… Ладно, буду ждать тебя внизу.
На сарматских территориях четырнадцатое февраля всё ещё оставалось выходным днём, хотя проект «Слияние» давно свернули; впрочем, на Калифорнийский университет это не распространялось — для них это был обычный понедельник, и Гедимин, кроме дежурных поздравлений в дальнем углу страницы, нашёл на сайте обычную порцию учебного материала. В этом году его занятия не ограничивались чтением статей и решением тестов — приходилось много чертить, и не от руки, а прямо в сети. На полчаса Гедимин выпал из окружающей действительности и очнулся, когда его несколько раз ткнули кулаком в плечо.
— Эй, очнись! — на него, широко усмехаясь, смотрел Кенен. — Джед, ты меня пугаешь. Нельзя же так глубоко засовывать голову в реактор!
— Чего тебе? — недовольно сощурился Гедимин. — Говори быстрее. Мне некогда.
— Можешь подойти на пару секунд? — Алексей, устроившийся за одним из ближайших телекомпов, повернулся к Гедимину. — Джессика спрашивает, можно ли поговорить с тобой.
Ремонтник удивлённо мигнул, но после недолгих размышлений поднялся с места и подошёл к Алексею. Сармат, радостно хмыкнув, протянул ему наушники и встал из кресла. Гедимин посмотрел на экран и увидел рыжеволосую самку за столом в комнате, заставленной разнообразными предметами. На столе на секунду появились чьи-то пальцы, кто-то приподнялся над крышкой, но его роста хватило только на то, чтобы Гедимин увидел глаза и часть переносицы. Самка, улыбнувшись, помахала сармату рукой.
— Привет! А ты правда большой — ещё больше Алекса. Как дела?
— В порядке, — отозвался Гедимин, удивлённо мигнув. — Под столом твой детёныш?
Джессика хихикнула и заглянула под стол.
— Эй, Гарри, вылезай! Он, похоже, тоже вырастет большим. Шустрый, как белка. Иди сюда!
Существо выбралось из-под стола и выпрямилось. Оно было крупнее, чем показалось Гедимину сначала, — край стола доходил ему только до плеча. Черты его лица были сарматскими — может, немного более узкие скулы, чуть ближе поставленные глаза, лишняя шерсть на надбровных дугах, — но смотрел он, как сармат, не мигая, только поблескивала радужка.