Синтез
Шрифт:
Щуплый охранник вздрогнул, перебросил непонятный предмет в левую руку, а правой прикоснулся к бластеру.
— С кем ты разговариваешь? Здесь никого нет, — напомнил «мартышке» бывший пилот. — А командир отсюда тебя не слышит.
Хосе вскочил, оттолкнув стул так, что тот отлетел к стене, и выхватил бластер.
— Заткнись!
«Через поле не выстрелит,» — подумал Гедимин. Его любопытство только возросло от странной реакции «макаки».
— А вот теперь — слышит, — заметил он.
Грохот за стенами стих,
— Смирно! — рявкнул он на Хосе. Тот, вздрогнув, поспешно убрал бластер и вытянул руки по швам.
— Что здесь происходит? — спросил командир. — Были причины стрелять?
— Н-нет, сэр, — потупился охранник. — Но теск насмехался над моей молитвой, и я вспылил. Больше такого не будет, сэр!
— Я спросил, с кем он говорит в пустом коридоре, — Гедимин не знал ничего о молитвах, но совершенно точно знал — он ни над кем не насмехался.
— Да, это причина для убийства, — кивнул без тени усмешки Райан. — Разве так делают добрые католики?
— Я не позволю ему насмехаться, сэр, — пробормотал Хосе. — Пусть не лезет своим грязным языком…
— Отчего ты не хочешь просветить его? Привести заблудшую душу к истинной вере… — лицо Райана оставалось спокойным, но Гедимин слышал в его словах едва сдерживаемый хохот. Что-то почуял и Хосе — и обиженно нахмурился.
— У тесков нет души, — бросил он. — Они сделаны из слизи!
— А вы — из грязи, — Райан хлопнул его по плечу. — Купол над нами ещё держится. А вот большой — прорван. Бомбят южные кварталы, на подходе к верфям.
— Станция! — смуглое лицо Хосе побелело.
— К ней не прорвутся, — отмахнулся командир. — Следи дальше, Хосе Доминго. И не ори!
Он ушёл. Щуплый охранник отмерил шагами ширину решётки. Стекло снова зазвенело от далёкого взрыва, и губы «мартышки» зашевелились.
— Ты опять говоришь сам с собой, — заметил Гедимин.
— Я молюсь богу-творцу, — фыркнул Хосе. — Отстань от меня, теск.
— Кто он такой, и каким образом вы друг друга слышите, если у тебя нет передатчика? — спросил пленник.
— Он слышит всех, — буркнул человек. — Он пребывает везде, и он помогает всем молящимся.
Гедимин мигнул.
— Что у тебя в руке? — спросил он. Ладонь Хосе слегка разжалась, и часть предмета уже можно было увидеть — это были нанизанные на шнурок бусины с крестообразной подвеской. Охранник нехотя поднял руку, показывая пленному короткую нить бус. Теперь Гедимин видел, что с одной стороны подвески изображён маленький человек в странной позе, почти без одежды — с каким-то обрывком ткани на бёдрах.
— Что с существом на подвеске? — спросил Гедимин. — Это пытка?
Хосе скривился и спрятал бусины в нагрудный карман.
— Бог умер на кресте за наши грехи, — проворчал он. — Чтобы спасти наши души от вечных мук.
Гедимин мигнул ещё раз.
— Он умер, но ты говоришь с ним и уверяешь, что он всё слышит и способен отвести бомбы?
— Чтоб ты сдох, теск, — прошептал охранник. — Он воскрес. И все мы воскреснем для вечной жизни. А ты станешь слизью — вонючей слизью, из которой вылез!
Он шагнул на угол — теперь Гедимин не видел его, но слышал бормотание. Бомбы уже не падали, но охранник не мог успокоиться. Впрочем, тридцать пятому было не до него. Услышанное наконец сложилось в цельную картину, и вывод из неё можно было сделать только один.
«Эа-формирование,» — eateske едва сумел скрыть дрожь. «У людей оно, оказывается, тоже бывает. Мозг у него уже разложился, скоро растворятся кости. А все аборигены — и Райан, и Энрике… и Мэттью — все трогали его и его вещи. Они все заражены. А ещё они трогали меня…»
Его передёрнуло. Поспешно отступив от решётки, он сел на матрас, подозрительно посмотрел на перевязанную ногу. Слизь из-под повязки пока не текла. Он потыкал пальцем в левое предплечье — непохоже было, что оно теряет форму. Кожа, мышцы, сухожилия и кости были на положенных местах и сохраняли привычную консистенцию.
«На второй день и не должно быть заметно,» — хмуро подумал Гедимин, укладываясь на матрас. «А вот через неделю… Чтобы я и вправду сдох! Может, от людей мы не заражаемся?..»
Когда за окном стало светло, а за решёткой послышались голоса, Гедимин нехотя открыл глаза. Он не спал — отключиться так надолго без помощи станнера не мог ни один eateske — но шевелиться лишний раз ему не хотелось. Ему всё ещё было не по себе из-за мыслей об эа-формировании; он снова ущипнул себя за руку, высматривая признаки превращения в эа-форму, но ничего не заметил. «Третий день,» — подумал он. «Осталось ещё четыре.» Пока что из странных ощущений он отметил только зуд в раздробленной лодыжке. Нога под повязкой начала чесаться, как только перестала ныть — похоже, регенерация в отсутствие беготни и стрельбы значительно ускорилась.
— Вчера он стоял уверенно, — послышался из-за угла голос Райана Аранды. — Мэттью клялся, что на третий день он будет готов. Пора пристроить его к делу. Будет хромать — не страшно.
— Райан, это дрянная затея, — негромко, но гулко ответил Энрике. — Сбежит. Или убьёт кого.
— Бластеры вам на что? — в голосе командира появилось раздражение.
— Слушай, Райан, — Энрике понизил голос, и теперь Гедимин ничего не слышал.
— Хорошо, неси, — отозвался командир. — Тебе его выгуливать. Поводок прилагается?