Синтез
Шрифт:
— До окончания проверки позаботьтесь, чтобы все тески держались от главного корпуса как можно дальше, — распорядился Невеш, подойдя к воротам. — Эти двое мордоворотов могут возвращаться к работе. Возможно, они хорошие бригадиры, — управляют своими туповатыми сородичами с помощью ругани и кулаков. Особенно хорош в этом должен быть Кет — такие амбалы даже среди тесков большая редкость. Но называть их инженерами? Это оскорбительно для настоящих инженеров. Не сомневайтесь, мы проверим ваши заявления по поводу Калифорнийского университета.
Отряд
— Я молчал, — ремонтник недобро сощурился. — Чему это помогло?
— М-да, — Константин тяжело вздохнул. — Редкостные hasulesh. Теперь понятно, почему нас держали за руки. Видимо, кто-то не выдерживал… Ладно, выкинь из головы. Макаки могут молоть что угодно. Это наша станция, мы её построили, и она в полном порядке. Ни одна мартышка с континента это не отменит.
Сообщение от Фюльбера застало Гедимина на одной из насосных станций. Насосы готовили к пробному пуску; со дня на день должны были привезти несколько цистерн воды для испытаний системы.
«Настоятельно прошу вас ближайшие десять дней не приближаться к главному корпусу, не прикасаться к его стенам и — особенно — не пытаться гладить реакторы и разговаривать с ними. Вечером вам будет выдана форма бригадира. Это же касается мсьё Константина. Ни он, ни вы в деньгах не потеряете. Будьте очень осторожны, мсьё главный инженер. Вы под большим подозрением.»
— Hasu! — вырвалось у Гедимина, и он в досаде прикусил себе палец прямо сквозь перчатку. «Гладить реакторы? Какая мартышка разболтала?!» — он окинул помещение хмурым взглядом.
— Ага, — Константин посмотрел на экран и хлопнул сармата по локтю. — Понятно. Этот Невеш слишком много знает.
— Кому вредило, что я трогаю реактор?! — Гедимин резко развернулся к нему. — Это внешняя обшивка, она в любом случае нестерильна!
— Спокойно, — Константин недовольно сощурился, отключил смарт и вернул владельцу. — Делай, как он говорит. У макак свои порядки. А мы, кажется, нарушили что-то по-крупному.
…Купание в ледяном озере принесло недолгое облегчение — Гедимину уже не так сильно хотелось уронить на проверяющих какую-нибудь не слишком нужную конструкцию, но он всё ещё был не в настроении запускать подводные модельки или обсуждать с Линкеном изменения в законе да Косты.
«Как идёт проверка?» — спросил он у Фюльбера, не надеясь на немедленный ответ. Письмо пришло почти сразу же — он даже не успел углубиться в переписку с Гербертом.
«Хуже не стало. За вашу работу я спокоен. Они добрались до личных дел. А это уже не так хорошо, мсьё Гедимин.»
Сармат сердито сощурился. «Никогда не понимал мартышек…» — он быстро набрал следующий вопрос и нажал на отправку.
«Для монтажа активных зон пришлют специалистов с материка,» — немедленно ответил Фюльбер. «Это решение окончательное, обсуждаться не будет.»
«Has-sulesh!» — Гедимин от досады ударил кулаком в пол. Боль он почувствовал не сразу — уже после того, как увидел в непрочном фриле неглубокую вмятину и расходящиеся от неё трещины.
— Эй! — в стену постучала Лилит. — Теск, не ломай барак!
— Ладно, — буркнул сармат, переходя к так и не открытому письму от Конара. Он долго смотрел на значок нового сообщения и глубоко дышал, пытаясь успокоиться. «Досадно,» — подумал он, потирая ушибленную руку. «Да не то слово…»
«Рад был получить новые вопросы от вас, коллега!» — где-то на юге у Герберта Конара был хороший день, полный интересных экспериментов, и даже расстроенный сармат невольно усмехнулся, прочитав приветствие. «Когда же нас выпустят из этого лагеря…» — он снова потер руку и удобно устроился на матрасе.
«Сегодня у нас целых две интересных новости — одна из лаборатории радиобиологии, другая — от Майкла, который по-прежнему отвечает за сохранность нашего образца. Точнее, двух образцов, — «заражённый» контейнер сейчас содержится вместе с кристаллами. Радиохимики планируют каждый месяц проводить анализ и выявлять долю ирренция. Даже интересно, что вы скажете, когда выяснится, что она возрастает от проверки к проверке!»
Гедимин хмыкнул — ещё не весело, но уже не угрюмо. «Я умею признавать ошибки. Меня за них не расстреливают. Так что у них с биологами?»
«Прошлая неделя была очень неудачной для тысячи несчастных лабораторных крыс. На них испытали препарат гидрокарбоната ирренция — в очень низкой концентрации, как вы догадываетесь. Я слышал о людях, на спор проглотивших препараты урана и плутония, даже была странная история с северянином, который ввёл себе в кровь соединение радия. Теперь у нас есть вещество, с которым такие опыты не то чтобы невозможны, но бессмысленны, — некому будет даже похвастаться их проведением, не то что пережить результаты. Это яд, сравнимый по силе с самыми мощными органическими ядами. Сейчас из всех крыс живы только три, и мы не уверены, что они доживут до вечера. (Теперь мне интересно, пропустит ли это наш цензурный комитет на Амальтее…)»
Гедимин задумчиво сощурился. «Все тяжёлые металлы несъедобны, но это что-то странное,» — подумал он. «Если только опыт был чистым, и с этими крысами по дороге не случилось ничего незапланированного…»
«Теперь — что касается «зелёных лучей»: похоже, с созданием экрана будут большие трудности. Пока лучшие результаты показал обеднённый уран — достаточно метрового слоя, чтобы поглотить 90 % излучения (как мы его выявляем? По-прежнему по бликам на защитном поле! Я уже подумываю о создании радиометра на сивертсеновых полях…). Свинец гораздо менее эффективен. Но вместо экрана мы, кажется, наткнулись на линзу для «зелёного» излучения. И наткнулись там, где совсем не ожидали.