Синтез
Шрифт:
— Да, тут есть над чем подумать, — кивнул Хольгер. — Непростое излучение… Тут привлечь бы радиобиологов…
Из-за стола Константина донеслось фырканье.
— Хотите стать подопытными? Не советую. Не знаю, на что там действует сигма, но когда начнут это выяснять — первым делом, Гедимин, тебя вскроют. Скорее всего — живьём.
Ремонтник вздрогнул.
— У Ведомства что, нет радиобиологов, которые не вскрывают сарматов живьём? — повернулся к Константину Хольгер. Теперь зафыркал и Линкен — научные разговоры его не интересовали, но тут он подошёл ближе.
— Правда, держись от биологов подальше, — посоветовал он Гедимину. — Мигнуть не успеешь, как распотрошат. Научное любопытство, мать их колба…
— Кронион, — медленно проговорил Хольгер. — Вот он бы нам сейчас был полезен. Гедимин, ты давно с ним не переписывался?
Ремонтник покачал головой.
— С ним не связаться. Возможно, он мёртв.
…С озера Гедимин вернулся затемно — после работы над новым реактором сам сармат нуждался в охлаждении сильнее, чем плутониевые стержни. Он плавал и лежал на камнях у восточного берега так долго, что все сарматы успели разойтись; в бараке уже полчаса как отзвучал отбой, но едва сармат успел войти в комнату, как в коридоре послышались быстрые шаги, и кто-то постучал в дверь.
— Джед, ты на месте?
— Гедимин, — буркнул ремонтник.
— Сегодня ты припозднился, — Кенен, переступив порог, широко улыбнулся. — Чем дальше, тем труднее тебя застать. Снова научные изыскания?
— Тебе что надо? — спросил Гедимин, недовольно щурясь. Учётчик пришёл без смарта и не принёс с собой миниглайд — значит, речь шла не об очередной поломке, и это настораживало сармата.
— Да, сегодня ты общаться не настроен, — вздохнул Кенен. — Хольгер тоже. Может быть, ты договоришься с ним быстрее? Я предложил ему очень выгодное дело, а он прогнал меня. Невежливо так обращаться с друзьями!
Гедимин хмыкнул.
— Давно вы друзья?
— Не надо так, Джед, — Кенен на секунду перестал улыбаться. — Ваша дружба мне очень дорога. Я говорил с Хольгером о редкоземельных металлах. Он где-то нашёл хороший источник тербия, неодима и диспрозия. А я бы мог перепродавать часть реагентов. Хольгер к таким делам неприспособлен, а мне несложно — всего-то за половину выручки. Если ты мне поможешь, я поделюсь с тобой… большой тюбик горчицы с каждой продажи, а?
Он посмотрел Гедимину в глаза и осёкся.
— Джед! Я пошутил. Буду отдавать тебе пять койнов. Практически ни за что.
— Отстань от Хольгера, — ровным голосом сказал ремонтник. — Не хочет продавать — не лезь.
— Но это же глупо! — возмутился Кенен. — У него много. Даже есть запас. Ну что ему делать с реагентами?! А так он скопил бы на миниглайд. А то и на глайдер. Вы все — учёные, инженеры, сколько можно жить хуже последнего шахтёра?!
— Не знаю, о чём ты, — Гедимин шагнул вперёд, оттесняя учётчика к двери. — Хольгер тебе сказал, что ничем торговать не будет? Сказал. Вот и иди.
Он закрыл дверь на задвижку и лёг. Кенен уже в коридоре рассказывал что-то о выгодности сделки, но тут послышался голос потревоженного Линкена, и учётчик резко замолчал. Гедимин ухмыльнулся и закрыл глаза.
— Двадцать пять граммов на килограмм плутония? Думаешь, этого хватит? — Хольгер с сомнением смотрел под защитное поле. Оно ещё было непрочным — всего два неуплотнённых слоя; внутренний был покрыт зелёной рябью, до внешнего дотягивались только сигма-лучи, оставляя причудливые красные разводы, время от времени изменяющие форму и расположение.
— Надо проверить, есть зависимость от количества ирренция или нет, — сказал Гедимин, закрепляя в пазах ещё один полый стержень, с более толстыми стенками, массивный и горячий на ощупь. Плутониевые цилиндры пока не нуждались во внутренней прослойке для прочности, а вот ирренций уже пришлось раскатывать по поверхности рилкаровой основы, иначе он сминался и рвался под собственным весом.
— Если всё пойдёт как надо, будет достаточно грамма для затравки, — сказал сармат, сверяясь с монитором. Температура в ещё не собранном реакторе уже медленно росла — поле не выпускало тепло наружу, генераторный плутоний, как ему и положено, нагревался, охлаждение ещё не подключили.
— Один грамм? Сусальная фольга из ирренция? — Хольгер усмехнулся. — Не забывай дезактивировать оборудование, Гедимин. Твои станки в темноте, наверное, уже светятся.
…Красный светодиод над запечатанной дверью мигнул и погас, секунду спустя зажёгся ещё один. Гедимин навалился на створки, пытаясь их сдвинуть, но они не стронулись с места и на миллиметр.
— Близко не подходите, — предупредил он Ангуса и Хильду, с опаской наблюдающих за ним из открытого реакторного отсека. — Особенно если что-то услышите — грохот или шипение… «Арктусы» запечатают люк, если что-то расплавится — наружу не выйдет.
— Всё пугаешь операторов? — ухмыльнулся Константин, терпеливо дожидающийся его у лестницы. — А они потом болтают в городе. Ещё не слышал, что там о нас говорят?
— Пусть болтают, а облучаться им незачем, — буркнул Гедимин. — Хольгер, ты за реактором присмотришь? Я его в этот раз вообще не увижу…
— Не бойся, атомщик, — химик погладил его по плечу. — Я поглажу за тебя защитное поле. Вам с Константином хватит работы на станции.
— Гедимин уже, небось, забыл, что ему завтра на станцию, — хмыкнул командир «научников». — Если пойдёт в ангар, ловите и разворачивайте!
…Гедимин выбрался из воды и хотел лечь на прошлогоднюю траву, но отвлёкся на шум проезжающего по аэродрому погрузчика. Их сегодня согнали со всего Ураниума; весь Шахтёрский аэродром был оцеплен предупреждающими лентами и кишел охраной, глайдеры, возвращающиеся с рудников, отгоняли на северную площадку. Вдоль берега, за опустевшей стоянкой, оставили узкий проход для сарматов, но и по нему нельзя было подойти к зданию аэропорта. Рядом стоял огромный транспорт — эдмонтонский барк, и к нему съезжались одна за другой нагруженные платформы. На одну из полос, не занятых барком, снижался глайдер со знакомым угловатым символом на борту; коснувшись полосы, он спрятался за большим транспортом.