Синто. Дневник не героя

Пушкарёва Любовь

— Половину, я возьму только половину, — твердо сказала я. Эфенди достаточно меня знал, чтоб понять, что спор бессмысленен и переделал чек.

Я села к нему на колени и мы сидели молча глядя на свечи на столе, каждый думал о своем. Я думала о том, что можно, оказывается, любить двух мужчин. А можно ли любить трех, или тогда все-таки одного будешь любить сильнее? Глупые мысли…

— Я сделаю для тебя всё, что в моих силах и больше, — вдруг четко сказал Эфенди. Это древняя клятва благодарности и сотрудничества, ею могут обменяться супруги или родственники, в одностороннем порядке она произносится, когда кто-то очень задолжал и не деньгами, естественно. Я в удивлении смотрела на Эфенди, он посмотрел мне

в глаза и повторил.

— Я сделаю для тебя всё, что в моих силах и больше.

Я молчала, я не считала себя достойной такого, но и не принять клятву нельзя.

— Принимаю служение с благодарностью.

Дезерт. Опять работа.

Мне было легко соврать Дарелу, потому что вины своей я не чувствовала и сексом с Эфенди не так уж увлекалась. Я рассказала все, вырезав только пару постельных эпизодов, Вольф отнесся к донжанам, как и следовало ожидать, с неким презрением. Ну и ладно, имеет право. Отцу я показала запись разговора с леди Шур, он остался доволен моим поведением и обеспокоен тем, что такой разговор вообще имел место. Пришло коротенькое письмо от Хелен-Инги, я ответила коротко, но без сухости, Хелен нормальная девчонка, надо поддерживать отношения, мы еще друг другу пригодимся. И все побежало своим чередом, учеба моих курсантов шла полным ходом. Семейная пара синто была прекрасными профессионалами, они разрабатывали персональные планы для каждого курсанта, но непосредственного общения с учениками избегали, консультируя меня буквально по всем вопросам. Я же была «титульным» преподавателем, ко мне шли с вопросами и проблемами, я хвалила и отчитывала, я для ребят становилась и матерью и строгим отцом, стараясь, чтобы каждый испытывал ко мне если не привязанность, то, как минимум, уважение.

Прошло где-то три шестидневки после моего возвращения из отпуска, когда меня выдернули с занятия, пришлось бежать в кабинет Вольфа к правительственной связи. Звонил сам господин Президент, нехорошие предчувствия оправдались тут же. Восьмая, недружественная учебка, готовила летчиков-хранителей для Тропеза и тропезцы прилетели на предварительную проверку своего заказа. Всё бы ничего, только проверяющие офицеры летчики — женщины, а в восьмой учебке курса «о женщинах» нет, и руководство хоть и сидит тихо и воду не мутит, но ретрограды что называется махровые. Тропезки уже вылетают в училище, задержать их не удалось, дамы подобрались с характером, настояли на своем, заткнув рты админработникам. Моя задача — оказаться в восьмой одновременно с проверяющими и делать что угодно, чтобы тропезки остались довольны.

О Судьба, ну почему, Соденберг по каким-то причинам доверил важный заказ своим врагам, а теперь я должна сделать непонятно что, чтобы все были довольны. Может еще в пустыне сад разбить и дождик пустить? Естественно, все свои причитания я оставила при себе, и бегом помчалась к флаеру, вызывая Каса и Пола. Они оказались предупреждены и уже ждали меня в полном боевом облачении, видя их экипировку, я пожалела, что лечу почти без оружия, но времени за ним бежать, уже не было.

Пока мы летели, я попыталась придумать хоть какой-то план действий. Представляю, как среагирует боевой офицер Тропеза на презрительную морду какого-нибудь инструктора. Учебки по сути были мирками ректоров, их отражениями. Если Вольф любил женщин, а не мальчиков, то и преподов подобрал таких же, в учебке Кноксона после смены ректора многие лишились работы с формулировкой «за недобровольные сексуальные контакты с курсантами». Но наша и Кноксоновская учебка это как два полюса, все остальные где-то посредине. В восьмой не творился такой кошмарный произвол как у Кноксона, но женщин там за людей не считали. А тропезцы тоже хороши, зачем посылать на Дезерт команду женщин, хоть бы смешанную

послали… План не придумался, по причине недостатка исходных данных, будем импровизировать.

На подлете мы увидели флаер, и направились в тот же ангар что и он. Первое требование Президента успешно выполнено — оказались одновременно. Теперь будем делать «что угодно». Тропезок встречали двое инструкторов, это хамство, так встречать заказчиков. Я подошла к летчицам, их было пять, четыре женщины лет тридцати пяти и одна молоденькая, смутно знакомая. Присмотрелась — Илис, вот так шутки у Судьбы. Дамы, надо сказать, увидя Каса и Пола за моей спиной напряглись. Я поздоровалась, представилась, предложила помощь в культурных контактах. Самая похожая на мужчину офицерша, уже начала посылать меня куда подальше, когда ее остановила подполковник, похоже глава инспекции.

— Что вы имеете в виду?

— Дезерт, как это ни странно, разнородная в культурном плане планета, и вы сейчас в той ее части, которая сильно отличается от общепринятых стандартов, — может из меня и получится дипломат.

— Выражайтесь яснее, девушка.

Ну вот, все старания насмарку. Придется своим любимым методом бить в лоб.

— Президент Соденберг, очень ценит сотрудничество с Тропезом, и я здесь для того, чтобы проследить, что все делается как надо, и вы останетесь довольны.

— Но вы синто, что вам Соденберг?

И откуда вы взялись на мою голову? Я вздохнула.

— Скоро вы все сами поймете.

Илис тоже узнала меня и очень напоминала щенка, который хочет броситься, чтоб облизать, но его не пускает поводок.

Пока мы вели беседу, инструкторы видя меня, догадались вызвать ректора Гауфсона-старшего, отца бывшего министра образования которому я проткнула бедро его же коскатой. Старый хрыч, несмотря на возраст под семьдесят, был бодр и зол. Нас наконец-то вывели из ангара.

— Здравствуйте офицеры, — ему почти удалось не скривиться. — Здравствуйте Викен-Синоби, чем обязан вашему присутствию?

— Президент, позволил мне присоединиться к инспекции, если не возражают госпожи-офицеры, я ведь тоже слежу за подготовкой летчиков.

Тропезки не спешили возражать, и то хорошо.

— Ну что ж раз Президент позволил… — он вложил в простую фразу такой смысл, что сразу стало ясно, что я любовница и любимая зверушка, и что мне многое позволяется. Убила бы. На месте.

— Вам напомнить приказ, ректор Гауфсон? — таким тоном более нервного я бы напугала, но Гауфсон был не из пугливых.

— Я его прекрасно помню, и соблюдаю, — последнее слово он просто выплюнул.

— Ректор, — вмешалась подполковник, — покажите нам наших летчиков.

— Вот преподаватель Инкман, он вам все покажет, — и не прощаясь ректор, удалился.

Инкман повел нашу делегацию, показал два класса, где ребята учили что-то теоретическое и еще одну группу на имитаторах. Ого, имитаторы почти такие же как в Тропезском космолетном, теперь ясно чего Соденберг трясется — при отмене заказа ему будет тяжело за них расплатиться. Итого около сотни будущих летчиков. Во время переходов мне удалось шепнуть Илис «Я тоже рада тебя видеть», чем, похоже, ее обрадовала и успокоила. Потом нас посадили в небольшой комнатке, дали учебные планы на рассмотрение и оставили одних.

Тут-то госпожа подполковник взялась за меня с новой силой.

— Итак, госпожа синто, я вас слушаю.

— Леди.

Она подняла брови.

— Я леди Викен-Синоби, подполковник Грево, вы ведь не хотите уподобляться мужлану, который ко всему еще и ненавидит меня.

— Хорошо, леди Викен-Синоби, какого черта вы тут делаете? — не выдержала подполковник.

— Я вам объясню, только сначала прошу, ответьте на мой вопрос, вам действительно нужна эта сотня летчиков?

— Да, нужна, и даже не думайте, черт возьми, пытаться перекупить их.