Синто. Родное небо. Часть 3. Герои больше не нужны
Шрифт:
— Воспитал, значит, папа, — отрезала я.
— Извини… Хотя толку в моих извинениях…
— Это точно… Ты один наверное у родителей, да?
— Да.
— Чувствуется.
— Почему?
Я пожала плечами.
— Ни тени сочувствия к Тяню, считаешь, что он должен был убить себя, а раз не сделал этого — значит слизняк. А его тоже держат через брата и сестру. И тогда в лесопарке он искал смерти, такой чтоб в самоубийстве не заподозрили.
— Ты б меньше ему верила и сочувствовала, Хейса. Никто не знает что у него в голове.
— Это точно, даже боги не видят его мыслей. Но я не могу его презирать как
Вольнов вздохнул,
— Да, теперь понимаю. Пошли, — и он помог мне встать, — Ампулы не потеряла?
— Нет, — я хлопнула себя по карману штанов.
Обратный полет на пузыре оказался на удивление легче, даже не пришлось останавливаться у берега, сразу полетели на стоянку. Как только мы приземлились зажужжал браслет руса, он вложил таблетку.
— Да. Да. Все нормально. Радж! Все нормально. Нет, у меня нет времени. Радж… Да что за истерика? Ладно, чтоб тебя!
— Что? — озабоченно спросила я.
— Да этот идиот боится, что вы, с Тянем на пару, взяли меня под контроль. Хочет чтоб я сейчас залетел к нам домой, проверить кровь на элкисы. Полетишь со мной?
— Да как-то не хочется опять с ним встречаться.
— Тогда держи, это старая мани-карта денег там не много, но на монорельс хватит. Слушай, посиди где-нибудь в кафе, подожди меня.
— Не буду я в кафе сидеть, еще на патруль нарвусь, день то учебный. Чего ты дергаешься?
— Да…, - он оборвал себя, — Ладно. Я быстро.
Я кивнула и вышла из пузыря, Вольнов улетел, а я пошла к станции монорельса. Выйдя на нужной станции я побрела по дорожке, подивившись своим плохим предчувствиям. Подойдя к дому Тяня я затаилась и присмотрелась, поблизости никого, в окна заглянуть не удалось, он выставил зеркальность. Немного волнуясь я позвонила. На счет чего, все-таки у меня такие опасения?
Тянь открыл, и я пропустила нужный момент, пытаясь высмотреть из-за его спины нет ли кого-то еще в домике. В лицо ему надо было смотреть.
Его взгляд остановился у меня на шее… Синяк от укусов Кристы. Голод в его глазах сменился гневом. Он втащил меня в дом и впечатал в стену.
— Йинь!
Одним движением рубашка разорвана.
— Йинь!
Бесполезно. Человека подменил злой и голодный зверь.
Кто-то спокойный и холодный внутри меня посмотрев на то, что происходит предложил: «Или убить его или сдаться, третьего не дано». «Убить нельзя, отвечать придется» — ответил спокойный сам себе. «Значит сдаемся».
Хин одной рукой швырнул меня через полкомнаты на кровать. «Сильный» — констатировал спокойный и холодный. «Все. Пошли под лед.». И я погрузилась в темную ледяную воду, перестав чувствовать свое тело и слышать звуки. Сколько времени так прошло — не знаю.
«Можно всплывать» — сообщил холодный.
«Не хочу» мелькнула мысль, наверное, моя собственная.
«Всплывай!»
И меня потащило куда-то вверх.
— Хейса! — чей-то странный голос.
Хейса? «Это ты» — сообщил холодный. «Ну да, точно. А странный это хин. Помню.»
— Хейса, пожалуйста, очнись.
«Да очнулась я давно».
«Нет, не очнулась. Моргни.» — холодный решил взять меня под опеку. Я попыталась моргнуть, удалось. Еще раз. Теперь я стала различать что-то перед собой. Лицо. Глаза. Толсин… Я закрыла глаза и попыталась опять уйти в глубину. «Стой. А ну назад!» —
— Хейса… Напугала ты меня.
«Какая я плохая».
— Что с тобой было?
Что со мной было??? Этот вопрос меня окончательно взбодрил, я пошевелилась и попыталась сказать… Голос не слушался, как будто я и вправду плавала во льду, а тело начало гореть и дрожать. «Уйми это все!» — скомандовала я холодному, тот честно попытался успокоить дрожь.
— Ты спрашиваешь, — просипела я, — что со мной было? Меня втащили в дом, стукнули о стену, разорвали на мне рубашку и швырнули на кровать. Извини, что я сама не сняла трусы, я думала что животное, которое все это сделало со мной, их порвет и не заметит.
В глазах хина озабоченность сменилась гневом.
— Почему? Почему этот мелкий рус? — прошипел он.
— Рус? Я на остров к русу летала?
И тут то, наконец, до него дошло, в чем он ошибся.
— Хейса, извини… Я не должен был на тебя так набрасываться, я разозлился… Прости.
И он потянулся, чтоб поцеловать меня в плечо.
— Нет! — меня отбросило от него, тело действовало само.
Опять злость в этих огромных глазах.
— Почему? Почему!?
— Да потому что ты эгоцентричный первозначный толсин! У которого в голове не укладывается, что какая-то девка посмела его не захотеть! Ах, это конечно же из-за рабской метки! Да если б ее не было, я б вообще с тобою не общалась. Урод! Выродок! Богомол, жрущий себе подобных! Вы все такие!
«Тихо. Спокойно. Да успокойся же» — холодный пытался меня заткнуть, но был послан в сбоящие врата.
Тянь смотрел на меня, и его лицо ничего не выражало, что творилось в его голове, понять было абсолютно невозможно.
— Какая же я дура, подумала, что ты нормальный. Модификанта крематорий очистит!
Холодный молча переключил меня в боевой транс, я так же молча одобрила его решение. Трусы были лишь приспущены, подтянуть их на место не составило труда, а вот штаны были ниже колен, стреноживая. Рывком я вздернула их и соскочила с кровати, подальше от пугающе застывшего толсина. «Ампулы на месте» проводил инвентаризацию холодный, «Рюкзак подобрать», «Куртку взять, потом оденешь». «К двери, к двери, пока он… А дверь то на его ладонь настроена».
— Выпусти меня.
Ноль реакции. «Все же придется убить» — констатировал холодный, примеряясь куда ударить. Хин пошевелился встав с кровати, я отступила от двери. «Выпустит?». Он подошел и отпер дверь, отступив на шаг, он вдруг опустился на колени. Это было так неожиданно, что я еле сдержала порыв нанести удар. Опустился на колени и сложился в поклоне лицом вниз. Холодный вернул меня в обычный режим выведя из боевого.
«Бежать! Пока открыто». «Стой!» — опять холодный. «Подними его! Он нам нужен!» «Нет! Тварь! Нет!» — заливался какой-то голос в злобной истерике. Гадко было видеть глубочайшее извинение в исполнении чужого, да у нас с хинами конечно есть что-то общее в культурах. Но ГАДКО это было видеть, так же гадко как смотреть на «отбракованных». «Подними его!» — не унимался холодный. «Подними!».