Синяя трава
Шрифт:
Поездки на заимки рассматривались некоторыми членами племени как чуть ли не курорт, очередь стояла на четыре смены вперед. И на очереди на дальнюю заимку были Петр, Ицхак, Линг, Игорь Мальцев, Хён и Чен-Сук. Иностранцев, не владеющих русским языком, пытались рассовывать в группы таким образом, чтобы они оказывались единственными носителями своего языка в команде, но, все-таки не доводя это дело до фанатизма. Такая мера несколько ставила под сомнение удовольствие от пребывания на заимке. А тут к тому же совсем некстати начало холодать. Хотя, как некстати, – вообще-то зима приближалась. Однако иностранцы вполне чётко осознавали, что помимо тех сложностей, которые были у всех, у них была еще одна – необходимость изучать этот сложный непонятный русский язык, и они принимали эту сложность. Надеяться на радикальное изменение ситуации пока не приходилось. Мало кто рассчитывал на появление ещё одного самолёта с людьми, говорящими на каком-то другом языке. Скорее наоборот, часть попаданцев продолжала считать себя жертвами экспериментов российских физиков. А из этого вытекало, что следующий самолёт, если он появится, тоже будет с русскоговорящей публикой.
В связи с тем, что Петр Алтуфьев серьезно покалечился на охоте, планы пришлось изменить.
– Нет, ну, нормальные люди ломают себе какую-то одну конечность! – восклицал раненый. Он сидел на подстилке из сена, вытянув ноги вперед, облокотившись на стену барака и размахивая здоровой рукой перед лицами товарищей. – Но я же сломал ногу и руку на одной и той же стороне! Я даже на костылях нормально передвигаться не могу! – и потом добавил уже тише. – Да еще Галя из-за меня погибла. «Ты бы поменьше размышлял о четвертом измерении да побольше тренировался с копьем» – хотел ответить Путтер, но прикусил язык и вместо этого сказал:
– Ну, ничего. Выздоровеешь – будешь тренироваться лучше. А пока станешь так… Интеллектуально работать на племя.
Разумеется, Петр не поехал ни на какие заимки. Что касается Ицхака и Линг, то девушка вообще-то собиралась ехать исключительно из-за жениха. И сейчас, когда Петр покалечился, она пребывала в искренней уверенности, что Путтер должен остаться и заботиться о своем лучшем друге. Однако лучший друг был убежден, что в племени и без Ицхака найдется кому позаботиться о раненом в течении двух недель. И сам Ицхак абсолютно разделял эту точку зрения, потому что на южной заимке он еще не осмотрел окрестности на предмет чего-либо полезного. Переводчица разрывалась между необходимостью следовать за будущим мужем и желанием сохранить хоть сколько-нибудь комфортную жизнь в племени. Отапливаемый барак лучше этих заимочных шалашей по любым сколько-нибудь разумным меркам. Ей уже самой начало казаться, что преследование Путтера становится чем-то маниакальным, что жизнь с ним будет не так уж и проста, и что она устала от своих односторонних, так сказать, ухаживаний. Почему бы ему не поехать на несколько дней одному? К тому же, барак уже практически готов, и скоро все разрешится.
– В таком случае, я останусь здесь и сама буду заботиться о нем! – было ее решение. Проживет Ицхак две недели и без нее, ничего страшного не случится. В конце концов, не начнет же к нему приставать Чен-Сук на глазах у собственного мужа.
Маша стала обходить следующих стоящих на очереди, и начала с жены Аркадия.
Володарского, которая наотрез отказалась ехать сейчас, потому что они записались семьей и поедут все трое, а сейчас освобождались только два места. Потом она подошла к Рите. Архитектор с удовольствием согласилась, но Рокотов, как только узнал об этой перестановке, сразу же заявил, что ни в коем случае. Этот разговор услышала Саша и попросила отправить на освободившееся место ее. И хотя девушка не была записана в очереди, ей пошли навстречу. Во-первых, она все равно еще никуда не ездила, так что никакой вопиющей несправедливости тут не было. Во-вторых, из-за трагедии, которая недавно произошла с ее матерью, Саше решили просто уступить. Вместо Петра в список включили Эриха. Ицхак сетовал на то, что теперь никакой нормальной исследовательской деятельности не получится, потому что ему теперь придется руководить двумя, да по сути тремя, подростками и двумя иностранцами, которые понимают почти исключительно жесты. Он пытался прикинуть, кто же из этих пятерых сможет руководить обустройством базы, если он отлучится на денек в надежде наткнуться на руду, и почему-то вывод напрашивался, что никто. Механик плюнул, решив, что как-нибудь разберется и ехать все равно надо.
А позже с Рокотовым пообщалась Галия.
– Начальник, отправляй-ка ты детей на заимки до зимы!
– Это ещё зачем? Там же теоретически опаснее. И медиков нет.
– Зато свежее мясо чаще едят. И подростков не держи в охране, а чаще гоняй на охоту! Им двигаться надо. И кушать побольше. Сунь их куда-нибудь поближе к соляному промыслу для обеспечения грузчиков мясом!
– Понял тебя. Только маленьких-то детей без родителей отправить нельзя. В общем, подумать нужно.
Фундаменты на центральной базе, наконец, все были завершены. Народ облегчённо вздохнул и принялся достраивать деревянную часть зданий. Впрочем, зимой планировалось сделать ещё несколько временных сооружений, то есть без каменного фундамента. В частности, очень желательно было бы обзавестись кузницей, а размещать её в одной из двух капитальных мастерских не хотелось.
Одомашненная птица кушать не отказывалась, но вела себя настолько плохо, что женщины, работающие с ними, заходили в вольер с гусями только в броне. Офицеров это даже радовало, так как хоть кто-то кроме них теперь признавал полезность доспехов. В целом, гуси с утками радовали женские сердца. Мужчины же немного злились, так как утки привлекли внимание волков, коршунов и лис. Днём как-то это внимание было не слишком заметным, а вот ночью наземные хищники гуляли рядом с забором. Птахи шумели, охрана нервничала. Пришлось делать будку для охраны конкретно скота. И ещё один мужчина вынужден был работать сторожем, вместо того, чтобы делать что-то полезное.
Медицинский осмотр птах пока отложили, опасаясь, что часть невольников может подохнуть от стресса.
Химическая лаборатория сумела освоить новый продукт – дегтярное мыло. Первым делом обработали верблюда, у которого стал появляться зимний подшерсток. Верблюд восторга не выразил, но привыкнув быть постоянно с людьми, лягать никого не стал, а просто пытался удрать. Когда скотинка обсохла, дамы ходили потрогать его шерсть на ощупь, а заодно и обнюхивали, пытаясь заценить косметику.
– Ну, что? Ты опять отпустила своего жениха, а сама осталась здесь, и теперь будешь выдумывать всякие глупости о том, что он слишком много времени проводит вдали от поселка? – спросила Софья китаянку.
– Нет, пусть делает, что хочет, – вздохнула Линг.
– Что, передумала жить с ним что ли?
– Не знаю, – пробубнила Линг. Она уже действительно запуталась и сама не знала, чего хочет. Дождаться Ицхака? Но он уже практически надоел, а они еще жить-то вместе толком не начали. Попытаться понравиться Осипову? А вдруг он будет ей морочить голову также, как и Путтер и, в конце концов, бросит ее? И не вынесет она, чтобы все вокруг обсуждали, что она бегает то за одним, то за другим. Нет, так-то народу, в общем-то, все равно, но обсуждать-то будут, потому что они постоянно обсуждают всё подряд. А этого уже достаточно, чтобы взбеситься. Почему бы просто не заниматься своей работой и не пустить все на самотек? Пусть получится, как оно получится. Почему нельзя положиться на мужчин, в конце концов? Пусть ее кто-нибудь выберет сам! А может быть кто-нибудь был бы и рад выбрать, но все считали, что она уже занята? И от досады хотелось кричать. Она не знала, что ей нужно? Она знала. Нужен был совет от родителей. Но их не было, и девушка ощутила такую острую тоску по дому, какой еще не ощущала ни разу с момента попадания на другую планету. К горлу поступил комок, и она почувствовала, что из глаз вот-вот брызнут слезы. Чтобы их сдержать, Линг срочно переключила мысли на другую тему и сказала:
– Знаешь, что еще надо сделать к следующему лету?
– Что?
– Белила.
– Какие еще белила?
– Ну, кожу отбеливать. А то летом будет солнца, мы все загорим и будем ходить как Жером и Эмили. Речь шла о чернокожей французской паре.
– Ну, уж до такой степени мы точно не загорим.
– Может, вы, белые и не загорите так сильно. А я точно загорю. Почти так, как они.
– Ну… И что. Загорим и загорим, даже красиво будет. Солнышко всего-то один-два месяца в году. Этим пользоваться надо. Солнце кожу питает. А ты хочешь это все белилами замазать.
– Лучше всего, конечно, вообще не загорать.
– Да ну тебя! Прекрати! Ну, как это не загорать. Это даже и симпатичней смотрится, когда кожа загорелая, а не бледная, как у поганки. Ну, у тебя, конечно, итак кожа немного смуглая, но ничего, еще загоришь.
– Вот уж нет! – ответила Линг.
– Да знаешь… Честно, лето-то тут будет не сильно жаркое, судя по всему. Если климат, как в Сибири, то сильно-то и не загоришь. У нас люди всю лето ходят по улице – и ничего. А как кто-нибудь съездит на юг отдохнуть, вернется, так сразу видно, что на человека похож. А некоторые, кто хочет круглый год выглядеть загорелым, ходит в солярий. Да, некоторые прямо каждую неделю ходят. Ну, я сама-то в солярий не хожу, но на солнышке люблю позагорать, так что зря ты так. Линг не нашла, что ответить.