Синюха
Шрифт:
Фадеев полуприкрытым глазом смотрел на тускло дрожащее пламя керосинки.
– Понимаю. Чего уж не понять.
– Вылезти, думаю, можно... по крайней мере, хотя
Володька, склонившись, зачерпнул из бочки ковш холодной воды, и с размаху выплеснул себе на голову:
– Попытаться, говоришь?
– А ты тут торчать собираешься?
– А чё мне, - крякнул он.
– Ноги ходят, хозяйство живёт.
– Чужой это мир, Володь, нечеловеческий, - он внутренне содрогнулся, резко и больно.
– И что это за мир, в конце концов, в котором даже антибиотиков нет.
Фадеев вздохнул. Он молча опрокинул на себя очередной ковш. После каждого ковша он словно воскресал из мёртвых.
– Мы ж не знаем даже, как сюда залетели. Ты про порталы свои, а их найди попробуй в этих ебенях проклятых. Это ж всё надо смотреть, под каждый кустик заглядывать.
– Вот и будем, значит,
– Что туман, то геморрой на задницу!
– Фадеев хлопнул себя веником по спине; пот с него лился градом.
– Лихорадит меня от них!
– Да не боись ты этих туманов, Володька!
– Витька вдруг сообразил, что надо бы уже как-нибудь повеселей.
– Щас я тебя так дубовым веничком отобью, что всякая лихорадка из тебя повылетит! Так что прыгай, собака, на лежак задницей кверху и получай удовольствие!
Витька вскочил, снова плеснул на камни свежего кваса и ядрёный, могучий пар прожёг их насквозь. Он глубоко и жадно вдохнул этот пар, чувствуя, как тепло проникает в его кости и мышцы, приоткрыл банное окошко и услышал, как где-то в предутренней полутьме протяжным, удивительно жалобным голосом пела сплюшка - сплю, сплю, сплю...