Сирень
Шрифт:
Я улыбнулся про себя.
После того, как я вытер ими свой член и подумал, что она, возможно, захочет их вернуть, я бросил их на пол, прежде чем перевернуться на живот.
Теперь я мог поспать.
Ты можешь потерять любовь
Она может развеваться на ветру, как будто и не было никогда
Ты можешь оплакивать хорошие годы, оставшиеся
Ты можешь проклинать тех одиноких, которые последуют за тобой
И когда ты проснешься, ты поймешь
Это только начало
Слушая, как Хьюстон поет написанные мной слова, я задумался о предложении моего отца, впервые с тех пор, как он его сделал. Я не учел Колорадо, потому что, как обычно, блефовал всякий раз, когда Хьюстон выводил меня из себя.
Горькая правда заключается в том, что мои ноги стояли твердо.
Я не мог уйти от своих друзей так же легко, как ушел от своих родителей. Вот почему я так сильно их ненавидел. И любил их так же сильно.
Независимо от того, как сильно Хьюстон и Рик причиняли мне боль, я продолжал возвращаться за добавкой. Мы втроем были чертовски токсичны, вместе и порознь, но мы были всем, что у нас было. Так было не всегда, и я думаю, что именно благодаря воспоминаниям обо всем хорошем мы пережили все плохое.
К тому времени, когда мы ушли со сцены в «Мерседес-Бенс Супердоум», семьдесят тысяч человек были на ногах. Это был кайф, от которого я никогда не уставал. У нас было, наверное, минут двадцать, чтобы прийти в себя, прежде чем начался первый раунд встреч. На самом деле я с нетерпением их ждал, так как это был единственный раз, когда мы видели улыбку Брэкстон за все эти дни.
То есть, когда она не проклинала кого-то из нас про себя.
Она ничего не сказала о трюке, который я выкинул прошлой ночью, но я и не ожидал меньшего. Думаю, она поняла, что я нуждаюсь во внимании, поэтому наказала меня, лишив его. Ничего удивительного. Было похоже, как будто она щелкнула выключателем и стала центром моей вселенной. Все, чем я являюсь, вращалось вокруг нее. Я никогда даже не думал о том, чтобы попытаться исправить то, что она сделала.
Два часа спустя встреча закончилась, и Брэкстон немедленно направилась обратно к автобусу.
Хьюстон, Рик и я остались, чтобы дать ей «пространство».
Мы использовали это время, чтобы пообщаться с несколькими членами команды, как будто им не нужно было убирать целую сцену.
— Прошло достаточно времени? — рявкнул я, как только мы закончили отвлекать нашу команду. У них и так было достаточно дерьма на тарелке, и без того, чтобы мы добавляли им нашу мелодраму. — Теперь мы можем вернуться к автобусу?
— Расслабься, — сухо ответил Хьюстон. — Прошло всего десять минут.
— Это чертовски тупо, если спросите меня, — я скосил взгляд на Рика, который заметил это.
— Есть причина, по которой тебя никто не спрашивает.
К черту все это.
Я ушел, и они выкрикнули мое имя, как только поняли, в каком направлении я направляюсь. Им не потребовалось много времени, чтобы догнать меня. Но
Дорога обратно к автобусу заняла всего пятнадцать минут, но мне показалось, что прошло пятнадцать часов. Я не мог понять, почему у меня вспотели ладони, а сердце бешено колотилось. Я чувствовал только шевеление в животе, которое подсказывало мне, что Брэкстон замышляет что-то нехорошее.
Я пытался заморочить ей голову, а она была слишком послушной.
Мне следовало быть умнее и не верить в это.
Она была хитрой крошкой.
Прежде чем внедорожник полностью остановился, я вышел и направился к нашему автобусу. Я слышал, как сбитые с толку Хьюстон и Рик болтали всякую чушь у меня за спиной, но не обращал на них внимания. Они не знали о том, что я сделал прошлой ночью. Если бы они узнали, то тоже взбесились бы.
Взбежав по ступенькам автобуса, я хлопнул ладонью по кнопке, чтобы активировать раздвижную дверь. Войдя внутрь, я вгляделся в темное пространство. Только когда тихое хныканье привлекло мое внимание, я заметил Брэкстон на диване, обнаженную, как в день своего рождения, с рыжими волосами, ниспадающими каскадом по спине, и сидящую верхом на моей чертовой подушке.
Я понял, что она моя по темно-зеленой наволочке.
— Срань господня, — услышал я как прошептал Рик, словно девственник. Не знаю, почему он потрудился скрыть свое присутствие.
Брэкстон знала, что мы здесь.
Она спланировала это.
Я наблюдал, как покачиваются ее попка и сиськи каждый раз, когда она двигала бедрами. Моя подушка обеспечивала трение, в котором нуждался ее клитор, когда она скакала на ней, как профессиональный жокей. Она стояла под идеальным углом, чтобы все видеть, пока она выступала так, словно нас здесь даже не было. Черт возьми, да.
— Что, черт возьми, она делает? — Хьюстон ни к кому конкретно не обращался.
Не сводя глаз с Брэкстон, я ответил своему лучшему другу:
— Она повышает ставку.
В этот момент я был готов отдать все, что угодно, лишь бы она стала моей.
Нашей.
Неважно.
Я хотел придвинуться ближе, может быть, прикоснуться к ней или присоединиться. В ту же секунду, как я бы это сделал, я понял, что все будет кончено, поэтому остался на месте.
Тем временем Брэкстон ускорила движения, ее крики становились все более отчаянными, когда она с безрассудной самозабвенностью трахала мою подушку. Ее маленькие ручки вцепились в наволочку, ногти впились в нее, когда она держалась за нее словно за свою жизнь.
Единственное, что могло сделать этот момент более совершенным — это если бы она сидела у меня на лице, а не на подушке. Сглотнув, когда у меня потекли слюнки, я залюбовался лунным светом, омывающим ее, и потом, блестящим на ее коже.
Если это был ее способ наказать меня, она могла рассчитывать на еще большие неприятности.
Чем ближе она приближалась к своему оргазму, тем более очарованным я становился. И когда она, наконец, достигла своего пика, я был достаточно тверд, чтобы разбить кирпич.