Сирена (ЛП)
Шрифт:
– Истон облокотился о перила, скрестив руки.
– Я слежу за вами со своей маленькой наблюдательной вышки с той секунды, как вы сюда вошли. Вы, должно быть, произнесли пять слов четырем гостям, успели посмотреть на свои часы три раза, и что-то прошептали Жан-Полю, что, судя по выражению его лица, оказалось смертельной угрозой. Вы находитесь здесь против своей воли. И я могу вас спасти.
Зак послал ей самоуничижительную улыбку.
– К сожалению, вы правы. Я здесь против своей воли. Однако, должен полюбопытствовать, что, вообще, здесь делаете вы? Разве я не оставил вам домашнего задания?
–
– Оставили. И я, как хорошая девочка, его выполнила. Видите?
Истон попытался отвернуться, но так и не смог отвести глаз, когда пробравшись в лиф своего платья, Сатерлин вынула оттуда сложенный лист бумаги и протянула ему. Бумага все еще была теплой от ее кожи.
– Это и все?
– спросил Зак, увидев только три абзаца.
– Не судите книгу по писательнице. Просто прочтите.
Истон посмотрел на Нору еще один раз, о чем тут же пожалел. При каждом взгляде на Сатерлин, Зак находил в ней нечто, неизменно его привлекающее. Жакет Норы сполз по ее руке, представляя его взору бледное, хрупкое плечо. Хрупкое? Его маленькая, миниатюрная писательница, наряду со своими впечатляющими изгибами, обладала приличной мускулатурой. Она была сильнее, чем казалась. Придя в себя, Истон отвернулся от нее, и, поднеся письмо к источнику света, начал читать.
"Сначала, она заметила его бедра. Глаза могут быть зеркалом души, но мужские бедра - это центр власти. Она сомневалась, что он выбрал эти идеально сидящие джинсы и черную футболку, изобличающую его упругий пресс, с целью преувеличить достоинства нижней части своего тела, но он их надел, и теперь она потерялась в фантазиях, где своими губами ласкала ту утонченную впадину, пролегающую между гладкой кожей и изящно выступающей бедренной костью. В конце концов, ей пришлось встретиться с его глазами. Нехотя она скользнула взглядом к его лицу, величественному и рельефному, как и все остальное в нем. Бледная кожа и темные, короткие волосы, контрастировали с глазами, цвета льда. Она решила, что его глаза были ледяными, скрывающими тайные глубины. Он был мужчиной с холодной красотой, созданный для обожания знающей в ней толк женщины. Высокий и стройный, с ощутимыми мышцами атлета, он являл собой верх мужественности. Его личность затмила остальной мир, и теперь, когда он ушел, она разрывалась между его одинаково сильнодействующим присутствием и отсутствием".
Зак перечитал еще раз, все это время пытаясь игнорировать до раздражения приятные образы Норы Сатерлин, ласкающей своими губами его обнаженное бедро.
– Я заметил, что в своих книгах вы обычно избегаете длинных изобразительных переходов, - сказал Истон.
– Я знаю, что люди думают, якобы эротика - это просто роман с более жестким сексом. Это не так. Если ее и можно отнести к какой-нибудь разновидности жанров, то это ужасы.
– Ужасы? В самом деле?
– Роман - это секс и любовь. Эротика - это секс и страх. И вы меня страшитесь, верно?
– Немного, - признался Зак, потирая шею.
– Рассудительный автор ужасов никогда детально не раскроет монстра, потому как воображение читателей способно
– Это как?
– спросил Истон, заинтригованный тем, что у Норы Сатерлин могли возникнуть собственные литературные теории.
– Писать эротику - все равно, что трахать кого-то в первый раз. Ты не можешь наверняка быть уверенным в том, чего ему хочется, поэтому пытаешься дать все, чего он, возможно, желает. Все на свете...
Сатерлин произносила слова лениво, будто кошка, потягивающаяся на солнце.
– Ты задеваешь каждое нервное окончание, и, в конечном итоге, попадаешь в нужное. Я еще не попала в ваши нервные окончания?
Зак сжал свою челюсть.
– Ни в одно, в которое вы целились.
– Вы не знаете, в которое я целилась. Ну, так что вы думаете о написанном?
– Могло быть и лучше.
Истон сложил лист.
– Вы слишком часто прибегаете к прошедшему времени.
– Это черновой вариант, - беззастенчиво ответила Сатерлин, смотря на него темным, выжидательным взглядом.
– Последняя строчка самая острая - "одинаково сильнодействующим присутствием и отсутствием".
Истон знал, что ему следовало отдать лист Норе, но по непонятной причине, он сунул его в свой карман.
– В целом, неплохо.
Сатерлин расплылась в медленной, опасной улыбке.
– Это про вас.
На секунду Зак уставился на нее, затем вынул сложенный лист бумаги обратно.
– Про меня?
– спросил он, залившись краской.
– Да. И каждый длинный, стройный дюйм вашего тела. Рассказ написан этим утром сразу же после вашего ухода. Стоит ли говорить, что вдохновением для него послужил ваш визит?
С трудом сглотнув, Зак снова развернул лист. "Темные, короткие волосы... глаза, цвета льда... джинсы, черная футболка...", это был он.
– Извините, - начал Истон, пытаясь вернуть контроль над разговором, - но разве не я неоднократно обидел вас этим утром?
– Ваше ворчание само очарование. Мне нравятся мужчины, которые ко мне недоброжелательны. Я им больше доверяю.
Нора склонила голову набок, и ее непослушные черные волосы упали ей на лоб, прикрывая черно-зеленые глаза.
– Простите. Кажется, на данный момент, я лишился дара речи.
– Это был ваш приказ, - сказала Сатерлин, - Вы сказали, чтобы я писала не о том, что знаю, а о том, что хочу узнать. Я хотела узнать... вас.
Нора шагнула к Заку, и его сердце упало чуть ниже, оказавшись где-то в районе паха.
– Кто вы, мисс Сатерлин?
– спросил Истон, не совсем понимая, что он подразумевал под этим вопросом.
– Всего лишь писательница. Писательница по имени Нора. Именно так ты и можешь ко мне обращаться, Зак.
– Значит, Нора. Сожалею. Я не привык к заигрываниям со стороны своих авторов. Особенно после моих словесных оскорблений.
Глаза Сатерлин заискрились весельем.
– Словесных оскорблений? Зак, откуда я родом, слово "шлюха" - выражение нежности. Хочешь глянуть на мою родину?