Сиреневая книга. Часть 1
Шрифт:
– Языком по-французски?... Да, есть такое выражение...популярное здесь...у некоторых штатских. Извращение, по сути. Юморист он, блин, переросший! А она что?
– А она, говорит, похоже, ничего не поняла, разозлилась, стала его гонять по программе, а он теорию толком и не знает. Но разговаривает и понимает суть. С его слов. Двойка. С угрозой тройки за полугодие. Говорит, что просто не удержался, поумничал себе на голову. Ну и бабу попросил.
Глава 3
8 .
– Подъезд. Под ногами хрустят шприцы. Шумная молодёжная компания между этажами. На замечания не реагируют. От слова вообще. Завел ребенка в квартиру, вернулся. Спросил, кто главный. В ответ ржач. Определил самого бесстрашного, позвал за собой. Не обращая внимания на тягучие звуки, завожу в блок-карман, захлопываю дверь, молча бью в живот. Потом открытой ладонью в висок. Вот так, примерно. Естественно не в полную силу. Так, чтоб внял. Потом взял, значит, за горло и нашептал ему в ухо... грозящие перспективы. А пацан ошалело так слушал и, значит, оправдывался, хрипло так: "Мы - не наркоманы, это не мы. Мы недавно здесь, на улице холодно". Я продолжаю: "Мне по барабану, кто. Хоть кто, но пиздить я буду тебя. Возможно кого-то еще, но только тебя в обязательном порядке. Зачем мне всех помнить - я тебя запомнил. Вали отсюда, да не ссы- никто ничего не видел, авторитет не пострадал". И подсрачник.
– Помогло?
– На какое-то время. Потом других уже гонял. Махнулись, поди, подъездами. А лет через десять в другом месте с этим утырком встретились. Он же не поумнел. Не хочу даже вспоминать.
Все задумались, каждый о своем. Бонда решил разрядить обстановку, осмотрелся вокруг и зацепился взглядом за рано поседевшего Лексуса. Тот угрюмо сидел в углу на выломанном где-то грязном автомобильном кресле.
– Лексус, я уже три месяца голову ломаю, ты почему Лексус? Типа везде проеду, с понтом, с шиком? Весь такой проходимец... гламурный?
Народ оживился. Со всех сторон посыпались реплики.
– Точно проходимец. Ходок. Оставил бабу без надежды. Мачо хуев!
– Ей, похоже, первый раз в жизни так повезло, а ты сбежал!
– Серебристый подержанный Лексус вошел в тюнингованную Приору! Зазинзюлил в Зинзилю.
– Зиля ее зовут. Танзиля. Между прочим, парикмахер она хороший.
– Только прижимается сбоку постоянно, я думал, недотягивается, башку наклоняю, а она мне двумя пальцами, больно так - оп, назад. Типа не ломай процесс. И опять лобком о руку трется. Аж на цыпочки встает. Нимфоманка по ходу.
– Да ну, брось, какая нимфоманка. Побежала бы она тогда жаловаться, мужиков дохрена, только свистни. Ей конкретный белый конь понадобился.
– Ты ее как, Лексус? Трусы на морду? Или противогаз надел? Для красоты!
Нормально, - смущенно оправдывался Лексус, - как при задержании, лицом к стене, ноги на ширину плеч, руки на стену. Там же грязища, по-другому никак. Только сзади. Она сама предложила.
– Главное, не увлекайся, - сказал Бонда, - чтобы у тебя это в рефлекс не закрепилось. А то как-нибудь не сдержишься... при задержании. Некрасиво получится. У нас в армии, кстати, тоже была одна... сильно кривоногая. Служащая СА. Лет под сорок. Татрой звали.
– Почему Татрой?
– Грузовики в советское
– А Лексус я, потому что Алексей...был когда-то. Просто в голову ничего не пришло. Машина-то у меня поскромнее была - паскуда, правый руль...
Глава 3
9 . О масках и клеймах.
– Александр, можно я буду называть Вас именно так? Я одного не пойму, почему в Ваших рассказах почти все люди не названы по имени или фамилии, а носят, с Вашего позволения, какие-то клички? Как собаки, честное слово!
– А Вы еще не поняли? Время-то было... собачье! Отвыкли мы от имени-отчества. История ходит по кругу, некоторым поколениям везет, и они живут в скучное время. А кому-то выпадает китайское проклятие - несчастье жить в эпоху перемен. Когда невозможно планировать вперед... даже на несколько лет. Вам сейчас этого не понять. Это страшно - ты не знаешь порою, что будет завтра: очередные судьбоносные изменения в законодательстве, кризис, теракт, война. Ты завидуешь старшему поколению, которое успело довольно беззаботно пожить в советское время. Ты боишься за будущее своих детей, оно такое... мутное, до черноты.
Страшно, когда песня-лозунг "завтра будет лучше, чем вчера", по которой ты жил, становится анахронизмом. Ты уверен, что завтра жизнь в целом будет хуже.Ты пытаешься что-то сделать для своего личного завтра, затормозить, предотвратить, предвидеть. Подготовить детей, близких, спокойно войти в ледяную воду, без судорог и истерик. С минимальными последствиями, которые неизбежны. Ты пытаешься найти какие-то плюсы в новой ситуации. У нас, мол, зато нескучно, это ж непреложный факт, ребята!
Ты уверяешь себя и окружающих, что всегда были в нашей истории недолгие периоды созидания и затишья, что очередной вот-вот наступит, просто он не может не наступить.
А с возрастом, с наслоением многолетнего опыта, с открытием очередных пластов из прошлого, ты уже понимаешь, что привал ненадолго. И в отличие от более молодых или наивных с болью осознаешь, что кризис и война во всех ее многочисленных проявлениях - это норма на нашей земле, это судьба. И приходит отчаяние.
А про "клички", как Вы соизволили выразиться, ладно хоть не "погремухи", за это имею сказать следующее: это не клички, а позывные, аватары, псевдонимы, в конце концов...Старик, Коба...Железный Феликс, блин! Не мне вас учить.
Таким образом, отчасти решается вопрос безопасности субъекта. Ну и опять же скорость коммуникации в полевых и прочих некомфортных условиях. Одно дело, когда тебе кричат: "Александр Иванович! На нас плита падает! Убегаем подальше отсюда!". Причем Александров, Сергеев, Владимиров много. А Бонд, Оберов или Глобусов, так их всегда по одному.
Другое дело, когда слышишь: "Бонда, съёбываем!!!". И ты немедленно подрываешься с места, оставляя на потом пристальное разглядывание предмета угрозы и причиненных им последствий.