Сиреневый сад
Шрифт:
…Ротмистр Кунгуров приехал к Снбирцеву, едва рассвело. Тяжелая ночь, в которой были и сумасшедший карточный проигрыш Сибирцеву, и обильное возлияние, казалось, вовсе не отразилась на нем. Разве что выдавали зеленоватая кожа обтянутых щек и нервно сжатые сухие губы с подрагивающим в уголке рта изжеванным мундштуком папиросы. Даже в разговоре не вынимал ее изо рта, небрежно рассыпая пепел. Сибирцев же чувствовал себя нехорошо: необходимое разудалое гостеприимство сделало свое дело.
– Во рту так кисло, – пошутил он, – будто там переночевал эскадрон гусар вместе с лошадьми.
Кунгуров скривил губы в улыбке, но глаза его были насторожены
Видно, что-то другое было причиной столь раннего визита. И чтобы сразу прояснить для себя это второе, главное, Сибирцев решил избавиться от первого, которое определенно смущало Кунгурова, а неудобство, испытываемое в настоящий момент контрразведчиком и ставящее его в зависимое от Сибирцева положение, никоим образом не должно было влиять на то другoe, ради чего прибыл ротмистр. Сибирцев решил опередить гостя. Потирая виски и морщась, он указал на кресло и сделал ладонью жест, призывающий к молчанию, а затем, раскрыв створки буфета, достал оттуда початую бутылку коньяка и пару хрустальных фужеров, похожих на рубчатые ручные гранаты. В них он влил коньяк и, перенеся через всю комнату, протянул один Кунгурову, присевшему в кресло. Молча чокнулся с ним – раздался мелодичный звон – и так же молча залпом проглотил коньяк.
Кунгуров проследил унылым взглядом и, швырнув в пепельницу окурок, опрокинул в рот свой фужер. Помолчали, глядя в окно на сырой рассвет. Ротмистр достал новую папиросу, закурил.
– Боже, холодина-то какая… – Сибирцев выплюнул лимонную кожуру. – Вот уж не позавидуешь… Я давеча хотел вас предупредить, Николя, – продолжал Сибирцев, не отрывая взгляда от раскисшей февральской улицы, – чтобы вы не особенно беспокоились. Все мы человеки, все под богом ходим. Да и невелика сумма, чтобы голову ломать. Так что будем считать вопрос исчерпанным…
– Должен вам заметить, Мишель, – сипло сказал ротмистр, – что я действительно нахожусь в несколько стесненных обстоятельствах. Однако…
– Э, полноте, полноте, друг мой, – перебил Сибирцев. – Я же сказал, что вопрос исчерпан. Оставим это. Уж нам-то что делить…
– С вашего разрешения, Мишель, я ведь к вам еще и по делу.
– Господь с вами, Николя, – поморщился Сибирцев и встал. – В такое гнусное утро…
– Что поделаешь? – вздохнул контрразведчик. – Понимаю вас. – Он попробовал усмехнуться, но усмешка получилась кривая. – С другой стороны, как вы догадываетесь, мы предпочитаем приглашать к себе в учреждение. Но, питая к вам искренние чувства, я решил, так сказать, тет-а-тет. Не по службе.
– Что ж, – шутливо-скорбно вздохнул Сибирцев, – ценю ваше доверие. Я весь внимание, господин ротмистр.
– Ах, оставьте этот тон, Мишель. Дело-то ведь действительно серьезное. Присядьте, сделайте одолжение. – Он подождал, пока Сибирцев снова сел напротив и закурил. – Прошу вас учесть, что разговор сугубо конфиденциальный… Наше учреждение заинтересовалось одним человеком, который, судя по собранным данным, имеет самое непосредственное отношение к красному подполью. Должен сразу сказать, что улики достаточно веские.
Сибирцев снова пожал плечами, как бы спрашивая, при чем тут он-то.
– Вы, вероятно, знаете его, Мишель.
– Вполне возможно. Но кто это, если не секрет?
– От вас у меня нет секретов, – подчеркнул ротмистр. – Это некто Сивачев из отдела шифровальщиков.
– Сивачев? – протянул Сибирцев. – Каков он из себя, напомните.
Ротмистр натянуто улыбнулся одними губами.
– Каков? – повторил он. – То-то и оно, что никаков. Рост средний, черты лица правиль-
ные, глаза серые. Подпоручик… Впрочем, я готов его предъявить вам очно.
– Если это необходимо… – Сибирцев вздохнул. – Но в чем должна заключаться моя миссия? Опознать и все? Или еще что-нибудь?
– Главная неприятность в том, Мишель, что в числе людей, которых он знает, он назвал и вашу фамилию.
– Ну какая ж это неприятность? – удивился Сибирцев. – Вполне вероятно, что по долгу своей службы этот ваш шифровальщик – так? – знает многих, в том числе, не исключено, и вас, и самого Григория Михайловича. Вы же понимаете, что такое штабная работа? Знать все и обо всех. К сожалению, немало народу по какой-то абсолютно для меня непонятной причине считают необходимым вмешиваться в сугубо ваши прерогативы. Вы не можете мне объяснить, почему? Что это, особая какая-то страсть или всеобщее помешательство на почве шпиономании?
– Возможно, вы правы, Мишель, – сухо заметил контрразведчик. – Но мне не хотелось бы углубляться в абстрактные рассуждения. Поставьте себя на мое место, и вы поймете, что поводов для беспокойства, если не сказать жестче, более чем достаточно.
– Согласен. Однако и вы, господин ротмистр, поставив себя на мое место, сочтете себя, мягко выражаясь, оскорбленным. Полагаю, что мой послужной список дает мне право так думать. Покойный адмирал…
– Оставим покойного.
– Есть немало других, включая нашего атамана, а также хорошо вам известного полковника Скипетрова. Я уж не говорю о Дмитрии Леонидовиче Хорвате, Вологодском, Путилове, Калмыкове, наконец. Вот видите, я называю вам самых разных людей, у которых вам нетрудно навести обо мне справки. И потом, почему я должен в чем-то оправдываться? – Сибирцев неприязненно смотрел на Кунгурова.
– Мне не оправдания нужны, Мишель, – примирительно сказал Кунгуров, видимо, названные фамилии произвели на него впечатление, – а ваша помощь. Вы меня неверно поняли.
– Помощь – другое дело, – сразу остыл Сибирцев. – Еще коньяку?
– С удовольствием, – буркнул Кунгуров, – только, с вашего позволения, не такими лошадиными дозами.
– Это как желаете, – рассмеялся Сибирцев.
Он откупорил новую бутылку и, налив себе полфужера, подвинул бутылку Кунгурову. Поднял свой фужер и, вертя его за ножку, стал рассматривать коньяк на свет.
– Вы бы не торопились, Мишель, – сказал Кунгуров, чувствуя, что Сибирцев может опьянеть.
– Нализаться? – усмехнулся Сибирцев. – А что еще прикажете делать, Николя?
– Вернемся к нашему разговору.
– Сухой вы человек, ротмистр, – вздохнул Сибирцев и отставил фужер. – Ну, слушаю вас.
– Мне нужно, чтобы вы вспомнили, где и когда встречались с Сивачевым и о чем могли говорить. Иными словами, какие сведения, если таковые были, мог он почерпнуть из ваших разговоров?
– Боюсь, что помощь моя будет невелика, – помолчав, сказал Сибирцев. – Ну, во-первых, я его, честно говоря, никак не вспомню… Хотя… Надо увидеть. А во-вторых… Что я мог выболтать? А черт его знает?… Полагаю, ничего достойного внимания. Мы ведь с вами, Николя, принадлежим к тому поколению, которое научили держать язык за зубами. Правда, при моем общительном характере… Нет, не думаю.