Сирены
Шрифт:
– Да. Это было политическое убийство. Месть, направленная лично против Сина Туми.
– Господи, Найджел ты знал...
Однако Тай не удалось закончить фразу. Найджел поднял левую руку, и рыло маузера оказалось направленным в сторону Дайны. Черная дыра в дуле этого крупнокалиберного пистолета показалось ей чрезвычайно большим.
Дайна вздрогнула, и Найджел нажал на курок. Маузер взорвался и дернулся вверх. Дайна услышала донесшийся сзади жалобный вой и почувствовала, как горячие и липкие брызги попали на ее кожу.
Она развернулась и увидела множество крошечных капелек крови, сверкающих, словно бусинки, у нее на плече. Чужой крови. В нос ей ударила отвратительная
Вскочив на ноги, Найджел бросился мимо нее.
– Ты, вонючая тварь! – завопил он. – Теперь тебе не уйти!
Глава 13
Тревога исходила откуда-то из недр лимузина. Казалось, она звенит в воздухе, отсчитывая мгновения, словно мерный, негромкий бой корабельных часов.
Бесчисленные огни за окнами автомобиля походили на пузырьки в поднесенном к свету бокале шампанского.
Они мчались по вечернему городу в полной тишине, нарушаемой лишь едва слышным гудением кондиционера. Всмотревшись в окно, она различила окутанные облаком смога высокие, запыленные, застывшие, как на фотографии, и иллюзия того, что их лимузин плывет сквозь рифы ночи, создававшаяся благодаря сильно затемненным стеклам, исчезла. Она знала, что снаружи просто еще один душный калифорнийский вечер. В далеком отсюда Нью-Йорке уже наступила ночь.
– До наступления волшебного мига осталось полчаса, – сказал Рубенс. Спокойный и уверенный он сидел рядом с ней в темно-синем, сшитом у портного, смокинге, одетом поверх белой шелковой рубашки и черного бархатного галстука-бабочки. Он выглядел так, точно весь мир принадлежал ему.
– Как ты можешь сидеть так спокойно? – не выдержала Дайна. Сама она не переставая ерзала на широком сидении. Вытащив сигарету из его портсигара, она покрутила ее между пальцами, как дирижерскую палочку, пока не сломала. Он раздраженно смахнул табак с розового платья от Зандры Роде, точно живое существо, шуршанием отзывавшегося на каждое движение. Материал, из которого оно было сшито, слегка переливался благодаря тонким, косым темно-синим полоскам, от чего Дайна казалась облаченной в одеяние из воды.
Рубенс положил ей ладонь на колено.
– Беспокоиться совершенно не о чем.
– Только господь бог может говорить так и при этом быть уверенным в своих словах. – Она тряхнула головой, откидывая волосы назад, и полезла в сумочку за пудреницей.
«Дороти Чандлер Павильон» сверкал огнями люстр, «солнечных» прожекторов и телевизионных осветителей. Огромная толпа у входа напирала на обтянутые пурпурным бархатом цепи, преграждавшие путь на лестницу.
Лимузин остановился, и водитель, обойдя машину, открыл заднюю дверцу. Не успели Дайна и Рубенс вылезти наружу, как их тут же обступила кучка репортеров, совавших им под нос микрофоны и наперебой задававших вопросы. Вспышки фотокамер следовали одни за другой с пугающей частотой. Дайна побеседовала с Арми Арчердом о фильме, но когда тот спросил ее насчет ее дальнейших планов, просто лишь одарила его своей ослепительной улыбкой и, взяв Рубенса под руку, направилась вверх по ступенькам, покрытым красной дорожкой.
– Вот где все должно окупиться сторицей, – сказал ей Рубенс. Вся эта изнурительная рекламная кампания... включая шестинедельное турне, куда вошло и телеинтервью, данное ею вместе с Марионом два месяца назад. Это было головокружительное путешествие по всей стране, идея которого родилась в светлой голове какого-то представителя студии. Кто бы это ни был, идея на поверку оказалась удачной. Лучшего сочетания, чем она и Марион, просто невозможно было придумать. Обычно молчаливый перед объективом
Позади Дайны и Рубенса лестницу заполняли все новые и новые звезды кино, державшиеся по двое-трое и поднимавшиеся перед камерами так медленно, точно их ноги вязли в смоле.
Крики и аплодисменты встречали появление каждой знаменитости и сопровождали от начала до конца торжественное шествие каждого участника этой процессии, более долгой, чем свадебная или похоронная, которая казалось будет длиться вечно. У Дайны появилось ощущение, будто она смотрит кино, и напряжение в сети проектора иссекает, переливаясь в ее собственное тело так, что пленка крутится все медленней, и изображение расплывается в золотистом тумане, зато она все отчетливей воспринимает каждый крик, жест, движение, обожающий взгляд в толпе.
Только в тот миг, когда они, миновав обтянутые бархатом цепи, очутились в глазу бури, [24] окруженные лесом поднятых рук, морем лиц с широко раскрытыми ртами, среди которых торчали похожие на сказочных чудовищ камеры со стробоскопами. Дайна поняла, что все это обращено к ней. Церемония получения наград нью-йоркской Академии кинокритиков, казалось, была прелюдией к этому моменту.
Рубенс едва успел убрать голову, когда кто-то из толпы, отчаянно взмахнув рукой, попытался протянуть блокнот для автографа Дайне и, обхватив ее за талию, стал тянуть ее прочь.
24
Глаз бури – спокойное место в самом центре урагана, бури, тропического циклона и т. д.
Между тем гигантский водоворот угрожал затянуть ее в бездонную воронку. Огни прожекторов метались из стороны в сторону, следуя за ней, забыв про Чарльтона Хестона, Салли Филд или кого-то другого, кто бы то ни был, шедшего вслед за ними. До ушей Дайны доносился голос Арми Арчерда, продолжавшего вести репортаж.
Дайна, чувствуя, что ее растаскивают в противоположные стороны, тронулась наконец с места, зная, что должна уйти подальше от вышедшей из-под контроля толпы: пример девушки, едва не затоптанной перед концертом «Хартбитс» в Сан-Франциско, не выходил у нее из головы. Однако ей ужасно хотелось побыть здесь еще, дабы подольше насладиться этой демонстрацией массового обожания и поклонения.
Она сопротивлялась Рубенсу, старавшемуся поскорей затащить ее внутрь так, чтобы по мере продвижения наверх, оставаться на расстоянии вытянутой руки от передней шеренги людей, изо всех сил старавшихся прикоснуться к ней, сказать ей что-то, поцеловать ее. Одной ее улыбки, обращенной к ним, было достаточно, чтобы они продвигались выше, за ней следом. Какой-то человек, оступившись, упал, но тут же поднялся.
Когда Дайна и Рубенс достигли первой стеклянной двери, толкотня и давка в толпе усилились. Публика, понимая, что время, отведенное ей, подходит к концу, нахлынула на ограждения, точно приливная волна.