Сирены
Шрифт:
Однако небо над пляжем в Малибу было совершенно чистым, и Дайна подумала, что именно к такой погоде она и привыкла, с тех пор, как перебралась в Лос-Анджелес. Когда здесь было пасмурно, солнце вовсю светило над Беверли Хиллз и наоборот. Она припарковала свой «Мерседес» к обочине, и оставшись в одном белье девушки направились вплавь к яхте Рубенса.
– Я завидую тебе, – заметила Ясмин, вытирая волосы полотенцем. Палуба слегка покачивалась у них под ногами. – Честное слово. – Она широко раскинула руки, покрытые оливковым загаром. – Именно столько всего, да еще и Рубенса в придачу. Надеюсь, ты действительно получаешь удовольствие от этого, пока есть возможность. –
– Послушай меня, – продолжала Ясмин. – Мне следовало бы помнить, что любая слава мимолетна. – Она рассмеялась, и ее смех прозвучал звонче, чем, возможно, ей самой того хотелось.
Дайна, увлеченная собственными раздумьями, ничего не ответила и молча растирала себя полотенцем. Здесь в море ветер дул гораздо сильней, чем на берегу. Наблюдая за солнечными бликами, играющими на верхушках волн, она жалела, что не может с такой же легкостью скользить по водной глади. Вдруг ощутив на плече прикосновение теплой ладони, она вздрогнула от неожиданности. Электрическое возбуждение прошло вдоль ее позвоночника и угасло.
– Дайна, с тобой все в порядке?
Она почувствовала неуловимый аромат, исходивший от тела Ясмин, и на несколько мгновений закрыла глаза, жадно вдыхая его. Когда она обернулась, ее лицо уже вновь успело обрести спокойное выражение.
– Да, – соврала она. – Я просто пыталась разглядеть дом Криса и Мэгги.
Рука Ясмин по-прежнему лежала у нее на плече.
– Ты не должна думать об этом, – сказала Ясмин. – Нельзя копить в себе такие грустные мысли. – Она обеими руками развернула Дайну, так что та очутилась спиной к берегу. Увидев лицо Ясмин, Дайна подумала о том, что оно изысканно нежное, живое и наполнено состраданием, недоступным ни единому мужчине. – Настало время для тебя проявить свою силу. Слабость не приносит утешения. Мы должны жить. И это – самое главное.
Услышав слова Ясмин, Дайна почувствовала особенную слабость в коленях. Она испытывала подобное ощущение однажды ночью во время последней экзаменационной сессии в колледже. У нее было свидание с братом Люси – золотоволосым и мускулистым парнем по имени Джэсон. Они прилагали максимум усилий, чтобы не попадаться друг другу на глаза в течение той бурной недели, но даже предэкзаменационная нервотрепка не могла ослабить их взаимное влечение.
В тот вечер Люси собралась идти заниматься к какой-то подруге, и Джэсон завалился к Дайне. Никогда еще их встречи не бывали такими бурными, и она не чувствовала себя столь всецело поглощенной собственной страстью. Вдруг она услышала звук отворяющей двери и тихое шлепанье босых ног по полу и затем ощутила присутствие на кровати кого-то третьего.
В последствие Дайна убеждала себя, что все это лишь едва коснулось ее сознания, что она была слишком увлечена своими чувствами. Чьи-то мягкие ладони нежно ласкали ее спину, возбуждая ее все больше и больше. Потом они скользнули вниз.
Она застонала, изнемогая от наслаждения, и в тот же миг почувствовала на позвоночнике прикосновение упругих женских грудей.
Оторвав пылающие губы от жадного рта Джэсона, она обернулась и увидела прямо перед собой смеющееся, охваченное вожделением
С тихим восклицанием она отстранилась от Люси и в следующий миг высвободилась из объятий Джэсона. Он глубоко застонал.
– Нет! – вскричала она. – Нет, нет, нет! – И спрыгнув с развороченных простыней, кинулась бежать из комнаты.
Дайну охватывало чувство стыда всякий раз, когда она вспоминала об этом случае. Не столько из-за того, что это произошло, только из-за мысли о том, что она знала с самого начала, кто забрался в ее постель в ту ночь – знала и хотела, чтобы это было именно так.
Рассердившись на себя, она резко вырвалась из рук Ясмин.
– Правильно! – воскликнула та, ошибочно истолковывая движение Дайны. – Злость намного лучше слез.
– Я уже перестала лить их по кому бы то ни было, – голос Дайны прозвучал странно и неприятно для нее самой.
Ясмин приблизилась к ней и встала рядом. Взгляды их обеих были устремлены в океанскую пучину.
– Да и вообще, что нам оплакивать? Тебе или мне. – Ясмин натянула висевшее у нее на шее полотенце. – Все осталось в прошлом... Все это гнилое дерьмо. И прошлое забыто. – Она вздохнула. – Его вспоминают только у Стены.
Дайна, повернув голову, вопросительно посмотрела на нее.
– Я говорю, – пояснила Ясмин, – о Стене плача. Да-да, не удивляйся. Ведь я наполовину израильтянка... сефарди, точнее говоря. Вот почему у меня такая темная кожа, хотя моя мать француженка, светловолосая и светлокожая. В Иерусалиме, у Стены историю еврейского народа помнят и чтут. – Она положила локти на полированные деревянные перила. Увидев ее свисающие, точно виноградные грозди, груди и плотно облегающие изящные ягодицы трусики. Дайна почувствовала легкое головокружение.
– Я рано узнала, – продолжала Ясмин, – что я хочу, и научилась добиваться своего... всеми правдами и неправдами. Мы, израильтяне, очень упорный народ.
– Тогда, с чего бы тебе испытывать угрызения совести из-за Джорджа? – резко поинтересовалась Дайна. – Ты получали то, чего добивалась. – Говоря это, она сознавала, что злится на саму себя.
Если Ясмин и чувствовала себя задетой, то предпочла не показывать этого.
– В конце концов, я всего лишь человек. – Она улыбнулась. – Мой отец – очень гуманный человек. Он говорил, что стал таким на войне, будучи вынужденным убивать врагов.
– Как по-твоему он стал бы делать это опять? – спросила Дайна. – Я имею в виду убивать.
– Да, – не раздумывая, ответила Ясмин. – Потому что это потребуется для защиты нашей родины. К тому же на поле сражения нет места для гуманности, ибо речь идет о выживании.
Дайна вспомнила Жана-Карлоса и его рассказ о побеге из Марро Кастл. "Мне пришлось задушить охранника, – сказал он без малейшего намека на бахвальство. – Наступил момент, когда передо мной открылась возможность. Всего лишь доля секунды, заметь. У меня не было времени на философские размышления. И вот что я открыл для себя в тот момент: организм человека обладает волей к выживанию. Эта воля сильнее всего остального. Я не говорю о долге или героизме – все это совершенно иные понятия. Я имею в виду состояние за миг до смерти. Твоей, не чьей-то чужой. Организм обладает волей, которая высвобождает все имеющиеся в его распоряжении ресурсы.