Сириус. История любви и разлада
Шрифт:
В тот день в хижине была человеческая любовь и много разговоров. Но, как ни пылко отвечала любимая на мои ласки, я видел, что она не отдается мне целиком. Порой мне представлялась ужасная картина: как зверь неуклюже наваливается на ее милое человеческое тело, так хорошо ложившееся мне в объятия. А иногда мне казалось, что стройное существо, которое я обнимаю, под человеческим, божественным обличьем скрывает вовсе не человека, а то ли лань, то ли лису или кошечку, изредка перекидывающуюся в женщину. Да и человеческий ее облик был не вполне человеческим: эта легкая, гибкая, изящномускулистая фигурка больше напоминала лань, чем девушку. Раз она проговорила:
— О, милый, как прекрасно хоть ненадолго стать снова человеком! Как мы подходим друг другу, любимый.
Но на мое восклицание:
— Плакси, дорогая, ты ведь для этого создана! — она ответила:
— Для этого создано мое тело, но духом я не могу принадлежать только тебе.
Как я в ту минуту ненавидел этого скота — Сириуса! А она, уловив мою ненависть, ударилась в слезы и забилась в моих руках, как пойманный зверь, и высвободилась. Но ссора вскоре была забыта. Мы провели остаток дня как водится у влюбленных, гуляя по холмам, сидя в саду, за стряпней и совместным обедом.
Когда солнце стало склоняться к западу, я собрался уходить, но Плакси попросила:
— Дождись Сириуса. Я так хочу, чтоб вы стали друзьями.
Мы до позднего вечера просидели за разговорами в маленькой кухне. Наконец хлопнула садовая калитка. Вскоре в дверях показался Сириус и остановился, моргая на лампу, ловя ноздрями наш запах. Плакси протянула к нему руки и, когда он подошел, прижалась щекой к его большой голове.
— Будьте друзьями, — велела она, взяв меня за руку.
Сириус минуту смотрел на меня ровным взглядом. Я улыбнулся, и он медленно вильнул хвостом.
В следующие несколько ней я видел его чаще, чем до того. Мы больше не уклонялись от встреч, и я начал лучше понимать его выговор. Однажды утром, пока Плакси помогала миссис Паг в коровнике, я вышел с Сириусом и его подопечными на горное пастбище. Удивительное зрелище: он управлял своими умными, хотя и уступающими человеку учениками лаем и певучими криками, совершенно непонятными для меня. Дивился я и тому, как они по его приказу выбирали одну из овец и удерживали ее взглядом, пока их повелитель осматривал ноги или губы животного, иногда накладывая мазь из сумки, которую, кстати сказать, носил один из учеников. В промежутках мы беседовали о Плакси, о ее будущем, и о войне и судьбах человеческого рода. Разговор был тяжелым, ему часто приходилось повторять фразу, но постепенно между нами установилась настоящая дружба. По дороге домой Сириус попросил:
— Навещай нас почаще, пока Плакси здесь. Ей это на пользу. И я рад твоей дружбе. Быть может, еще будет время, когда я стану навещать вас обоих, если вы меня примете.
С неожиданной теплотой я ответил:
— Если у нас с ней будет дом, этот дом будет и твоим.
Глава 16
Плакси мобилизована
Несколько месяцев я проводил редкие выходные в Тан-и-Войл. Чем больше я узнавал Сириуса, тем больше тянулся к нему. Оставался конечно подавленный, но признаваемый обоими конфликт из-за Плакси, но мы, все трое, твердо решили выстроить приемлемые отношения, а напряженность между мной и Сириусом облегчалась искренним взаимным притяжением. Конечно, иногда скрытый конфликт прорывался наружу и требовал героического такта и самообладания от одного из нас. Но мало-помалу единый, по словам Сириуса, дух побеждал различие нашей природы и частных интересов. Не побывай я сам в этом сложном тройном узле отношений, не поверил бы, что такое возможно. Да вряд ли я смог бы долго играть свою роль, если бы моя любовь к Плакси с самого начала не была свободной. Я сам, подобно Сириусу, иной раз искал любви на стороне.
Нас еще теснее сближала враждебность небольшой, но активной части местного населения. Преподобный Оуэн Ллойд-Томас несколько раз произносил с кафедры завуалированные предостережения. И некоторые другие священники, чувствуя, может быть, бессознательно, что тема «противоестественного порока» собаки и девушки привлечет к ним прихожан, не устояли перед искушением использовать ее для этой цели. В результате немногочисленные, но множившиеся в числе личности, подверженные то или иной эмоциональной фрустрации, использовали Плакси с Сириусом таким же образом, как нацисты использовали евреев. Дружба ближайших соседей устояла перед заразой «праведного» гнева, но дальше от дома, по всему Северному Уэльсу, расходились слухи о порочной, а возможно и изменнической деятельности пары из одинокой хижины в Мерионете.
Плакси получала анонимные письма и очень из-за них расстраивалась. Ночью на дверь пришпиливали записки «сатанинскому псу» — с угрозами пристрелить, если тот не отпустит околдованную девушку. Несколько раз кто-то увечил овец Пага. На стенах появлялись непристойные рисунки с девушкой и собакой. Местная газета в передовице призвала население к действию. На пустошах случилось сражение между четвероногими обитателями Каер Блай с шайкой юнцов с собаками, вздумавших затравить Сириуса насмерть. К счастью, у парней не было огнестрельного оружия, и нападающих обратили в бегство.
Между тем судьбу всех троих изменили обстоятельства иного рода. Я со дня на день ожидал отправки в Европу. Плакси в ожидании разлуки была со мной особенно нежна. И, если печаль Сириуса была поддельной, то он изображал ее очень убедительно. Но хуже было другое: Плакси получила официальное распоряжение поступить на государственную службу. Она надеялась, что ее оставят в покое как сельскохозяйственную работницу, но власти не понимали, почему девушка с университетским образованием, живущая наедине с собакой в глубине страны, должна заниматься лишь добровольной помощью на ферме. Первое время чиновники по дружбе не требовали строгого исполнения инструкций, но, когда мы уже поверили, что Плакси оставят в покое, тон их заметно изменился. Подозреваю, что кто-то из местных нашептал властям о скандальной и подозрительной жизни странной парочки. Так или иначе, на прошение Плакси ответили отказом. Паг тоже просил оставить ему помощницу, но ему указали, что он легко может найти ей замену среди местных, Плакси же затребовали для государственной службы, более отвечающей ее способностям. Паг предложил официально нанять Плакси за жалованье, но эта уловка была слишком явной и еще больше насторожила чиновников. Плакси обязали либо вступить в женские военизированные образования, либо поступить на временную службу в государственное учреждение. Она выбрала второе, в надежде, что попадет в контору, эвакуированную в Ланкашир или в Северный Уэльс.
Она отчаянно не хотела уезжать.
— Здесь моя жизнь, — говорила она Сириусу. — Ты — моя жизнь — по крайней мере, пока. Война — это ужасно важно, я понимаю, но не чувствую. Она кажется неважной. И я не вижу, какая разница для войны, уеду я или останусь. Уверена, что здесь я была бы полезнее. Мне кажется, что люди все больше обращаются против нас. И, милый мой, сладкий мой, кто без меня расчешет тебя, вымоет, вынет занозу из лапы, я уж не говорю о помощи с овцами?
— Я справлюсь, — отвечал Сириус. — А ты, хотя и не хочешь уезжать, отчасти рада возможности снова стать человеком. К тому же ты избавишься от этих нелепых обвинений.
— Да, — ответила она, — правда, что-то во мне радуется отъезду. Но это что-то — не настоящая я. Настоящая, цельная Плакси отчаянно хочет остаться. То, что желает уйти — это придуманное я. Одно утешение — когда я уеду, тебя оставят в покое.
Настал день отъезда. Сириусу предстояло переселиться к Пагам, но Тан-и-Войл оставили на случай, если Плакси сможет вырваться в отпуск. В последнее утро Сириус, как мог помогал ей собираться, и хвост (когда не забывал) отважно держал кверху. Ожидая машину, которая должна была довезти ее до станции, девушка приготовила чай на двоих. Они сели рядом на коврик у камина и молча пили.