Сирия, Ливия. Далее везде! Что будет завтра с нами
Шрифт:
У народа сейчас весьма смутное понимание того, что следует понимать под госкапитализмом. Преобладают дремучие стереотипы и догмы. Одни считают его государственным регулированием капитализма мелких частных предприятий и лавочек, другие — связывают с автократическим государственным режимом, третьи — относят к минувшему укладу. При всем различии есть и кое-что общее: призрак госкапитализма является, словно дух в «Гамлете», всем, но почему и для чего — это для носителей ложных догм и стереотипов непостижимо. Впрочем, появляются и новые гипотезы. К примеру, одна из них увязывает
В действительности госкапитализм является самой высокой, исторически последней стадией развития всего капиталистического способа производства, когда общегосударственному совокупному капиталисту противостоит совокупный работник, не менее экономически и политически ассоциированный. Современный передовой капитализм достиг государственно-корпоративной стадии, а государственный капитализм — это уже стадия, следующая за ней. Ближе всех подошли к стадии госкапитализма и все больше втягиваются в нее Швеция, Норвегия, Финляндия, Дания, Австрия, Швейцария, Германия, Франция, Великобритания, Австралия, Канада, США. В этих-то странах чаще всего витает призрак госкапитализма — призрак ближайшего будущего всей мировой экономики, всей человеческой цивилизации.
Вовсе не старый уклад представляет госкапитализм. Суть его в том, что он отрицает частный капитализм, являясь исторически первым отрицанием общества прибыли — на основе закона вертикальной интеграции. Между прочим, теоретически ясно не только то, что предшествует госкапитализму, но и то, что следует за ним. Вторым отрицанием капитализма, исторически уже окончательным и бесповоротным, станет общество свободного времени, используемого для орудийного превращения науки в непосредственную производительную силу, то есть общество поистине свободного творческого труда, освобожденного из-под гнета ежедневных и ежечасных проблем физического воспроизводства человека.
Функцию перехода буржуазной контрреволюции из скрытой дотоле формы в открытую выполнила «перестройка», которая свелась к общесоюзному саботажу оптовой и розничной торговли по чилийскому примеру 1973 года. Прилавки изолировали от складов и предприятий. Промышленные предприятия, совхозы и колхозы продолжали работать в будничном режиме, выпуская продукцию. Оптовые и розничные склады ломились от товарных запасов. Но прилавки, искусственно отсеченные от товаров дезорганизацией планового ценообразования, опустели. Потребление советского народа было парализовано. Пустые прилавки, бесконечные очереди в считанные месяцы породили цепную реакцию социального недовольства. Откат к отношениям и формам самого звериного, хищнического, людоедского капитализма, царящего ныне разве лишь в экваториальной Африке, был практически подготовлен.
Тогда только на авансцену вышли реформаторы-реакционеры. От них требовалось придать справедливому социальному недовольству советских людей неправедную антисоветскую направленность. Они исподтишка подталкивали страну в русло отсталого капитализма: стихийного, ничтожного, компрадорского, словом — частнособственнического.
На передний план выставлялись при этом красочные достижения и ценности капитализма передового, организованного, развитого, государственно-корпоративного — шведского, германского, французского, американского. Обществу «перестроечной» нищеты противопоставлялось «общество благоденствия», хотя оно служило всего лишь благовидной ширмой, скрывающей сугубо антисоветскую цель системных перемен. Знай советский народ, что его поджидает на самом деле африканский капитализм, несопоставимый даже с латиноамериканским, да еще привитый к кланово-племенному государственному устройству, вряд ли преуспели бы тогда зазывалы в отсталость.
Иной цели, кроме антисоветской, у реакционеров не было. Они преследовали ее слепо, маниакально, по макиавеллевской заповеди: цель оправдывает средства. И потому действовали, во-первых, с презрительным равнодушием к повышению эффективности товарного производства и качества жизни населения, вразрез с животрепещущими интересами и чаяниями социального большинства; во-вторых, разрушительными внеэкономическими методами — принудительно, диктаторски, бесчеловечно; в-третьих, в угоду «Вашингтонскому консенсусу», нацеленному на глобализацию «империализма доллара» за счет включения в геополитическую сферу, подвластную долларизации и печатному станку ФРС США, былых республик Советского Союза и стран СЭВ, на долю которых в 1980-е годы приходилось более 1/6 земной суши; в-четвертых, не останавливаясь перед депопуляцией и десуверенизацией России, которая и без того унаследовала всего лишь 1/15 суверенитета СССР — причем, надо заметить, скорее номинально, нежели реально.
Базы НАТО размещены ныне на территории бывшего СССР и стран Варшавского Договора, в то время как военных баз СНГ на территории стран НАТО нет. Интересная «перестройка». Суверенитет пореформенной России обложен по периметру ее границ, окружен со всех сторон, замкнут в геополитическое кольцо. Ничего подобного не знает больше ни одна развитая держава планеты. Не допускал подобного и Советский Союз.
Есть еще один повод для раздумья. Взятие в кольцо и систематическое его сжимание вокруг суверенитета России, с эшелонированием впритык уже позиций американской противоракетной обороны, явно корреспондирует с феноменальной реформаторской метаморфозой. Суть ее такова: начатые в конце 1980-х годов как антисоветские, «радикальные реформы» продолжились в последующие 1990-е годы как откровенно антироссийские. Децентрализация инфраструктуры, всей отечественной экономики безостановочно подталкивается частной собственностью до критической черты, за которой начинается дефедерализация политической надстройки, государства.
Благодаря вертикальной интеграции собственности Россия начнет идти в том же неоиндустриальном направлении, что и группа индустриально развитых держав, но с более высокой скоростью, в темпе наверстывания. Такая возможность у нас пока есть. И критически важно не упустить ее.