Сиротка. Дыхание ветра
Шрифт:
В расстроенных чувствах она не стала возобновлять репетицию.
Замкнутый Жослин погрузился в газеты.
— Смотри, нашелся кое-кто здравомыслящий! — вдруг громко заявил он. — Во Франции полковник Шарль де Голль разослал восьмидесяти известным политикам и военным меморандум «Явление механизированных войск» с целью предупредить об опасностях, которые наступление нацистской техники навлекает на его родину. И это только начало, я вас предупреждаю!
— Да, месье, — вежливо согласилась Мирей. — Сюда-то к нам немцы не доберутся!
— Ну,
Экономка пожала плечами, а Эрмин с волнением подумала о задании Тошана. Она с дрожью в голосе тихо воскликнула: «Где ты, любовь моя? Ради Бога, вернись!»
Лора вновь появилась в гостиной, бледная, с покрасневшими веками, и первое, что она сделала, — склонившись к мужу, поцеловала его.
— У меня просто сердце разрывается, — шепнула она мужу. — Жослин, у меня сдают нервы! В последнее время мужество мое на исходе.
С несказанным облегчением встретив эти слова, он схватил ее за руки и покрыл их поцелуями.
— Ты что, считаешь меня грубой бессердечной скотиной? — тихо спросил он. — Мне совершенно не в чем тебя упрекнуть, ведь тебе приходится мириться с моей привязанностью к ребенку от другой женщины.
Эрмин, сидевшая возле печки, услышав эти последние слова, успокоилась. Родители становятся более разумными. Чтобы оставить их наедине, она ушла к Мадлен и детям, игравшим в няниной комнате. Как всегда, она оставила на пороге все заботы и страхи. Большая комната была истинным приютом радости и невинного счастья. Лоранс, устроившись за своим столиком, старательно рисовала. Мари с сосредоточенным видом вязала, сидя на кровати. Луи и Мукки играли в шарики на шерстяном ковре теплых оттенков. Медноликая Мадлен с пылким рвением молилась, перебирая четки.
— Эрмин, ты споешь нам «Аве Мария»? — завидев ее, попросила кормилица. — В память того человека, по которому вы с матерью скорбите…
— Хорошо, Мадлен, я спою в память о Хансе. Спасибо за подсказку.
Дети бросили свои занятия, им не терпелось услышать мамино пение. И вот наконец зазвучал хрустально-чистый голос, наполненный чувством, проникающий в душу. Прижав руки к груди, с полными слез глазами молодая женщина пела, вкладывая в исполнение всю скорбь по покойному другу, всю веру в Господа Бога и Деву Марию.
Она отдалась тому взлету духа, что придавал ее пению ошеломляющую искренность.
Когда звуки стихли, у дома раздались совсем иные голоса — яростный лай и завывания. На Валь-Жальбер обрушилась стихия.
Когда в дверь постучали, Тала подскочила от неожиданности. Снаружи лаяли собаки. Даже не выглядывая в окно, на котором уже задернули шторы, она поспешила открыть дверь. На пороге стоял ее сын. На нем была
— Тошан! — воскликнула она. — Входи скорее.
— Нет, мне нужно загнать собак. Начался буран.
— Знаю, ветер сегодня такой сильный, что скоро будет трудно устоять на ногах. Зайди за дом, там есть сарай, где им будет хорошо.
Она едва справлялась с дрожью в голосе. Тала не видела сына с тех пор, как открылась правда о ее прошлом. Более стыдливая, чем набожная квебекская фермерша, она ощущала почти физическую боль при мысли, что Тошан мог представить, как ее насилует какой-то мужчина.
— Помоги мне, — выдохнул он. — Мама, подожди меня возле сарая, без тебя мне не справиться.
Он с трудом переводил дыхание и, спускаясь со ступенек, едва не упал. Тала встревожилась.
— Что с тобой?
— Я полностью вымотан! — крикнул он, понукая собак.
Через десять минут Тошан уже сидел в кухне у очага. Киона с плюшевым мишкой в руках с интересом наблюдала за братом.
— Здравствуй, Киона, — тихо сказал он. — Я так рад тебя видеть. Я знаю, что ты была больна, мне Эрмин сказала по телефону.
— Мне очень нравится телефон, — откликнулась девочка. — В прошлый раз я говорила с Мимин по телефону из больницы. Так странно: ты слышишь в аппарате чей-то голос, думаешь, что человек где-то рядом, а он часто находится далеко. Она была в Валь-Жальбере, а я здесь, в Робервале.
Тошан, развеселившись, улыбнулся, а потом добавил:
— Но есть люди, которые находятся в одном месте, а их видят в другом. Например, моя маленькая сестренка. Ведь так?
— Тс-с! — Киона поднесла палец к губам, указывая на вошедшую Талу.
— Я напоила собак и дала им поесть, — сообщила индианка. Теперь могу заняться тобой. Снимай куртку и сапоги, здесь жарко.
— Мама, я лучше устроюсь в соседней комнате, если ты ничего там не трогала после Рождества.
— Все на своих местах, и матрас и постельное белье. Я затопила печку, а то там было холодно, как в погребе. Идем.
Тошан поднялся, не сдержав тихий стон. Тала поддержала его.
— Киона, веди себя хорошо, твой брат устал, — сказала она. — Поужинаем позже.
Девочка кивнула. Она устроилась возле лампы и вновь взяла книгу с картинками. Там были нарисованы животные разных стран в естественной среде. Внизу прелестными раскрашенными буквами были подписаны их названия.
— Обезьяна, леопард, буйвол, лев, — вполголоса называла она. — Зебра, слон, жираф.
Киона, зная, что мать не спешит отправлять ее в школу, научилась читать самостоятельно по старому учебнику, которым пользовалась еще Эрмин. Пока что об этом никто не знал.
Тала помогла Тошану раздеться. Побледнев, он стиснул зубы. Но когда она хотела стянуть с него шерстяную фуфайку, он жестом остановил ее.