Сиротка. Дыхание ветра
Шрифт:
Низкий голос был до боли знаком Эрмин. Она никак не могла поверить в свою догадку, но сердце в груди гулко колотилось. На пороге внезапно появился Тошан. Здесь перед ней. Эрмин мгновенно узнала его гордые черты, темный пылающий взгляд, идеально очерченный рот. Горечь и сомнения смыло бурной волной.
— Тошан, ты здесь?! — выдохнула она. — Но…
Одной рукой он затворил дверь, а другой притянул ее к себе. Прикосновение его тела вызвало у нее радостную дрожь.
— О, моя перламутровая женушка! — прошептал он ей на ухо и поцеловал
Он обнял ее и крепко прижал к себе. Она прильнула к нему, забыв обо всем, в безумном счастливом порыве повторяя:
— Ты, ты, наконец-то! Я уже совсем изнемогла, от тебя не было никаких вестей… О Тошан, любовь моя!
Их уста слились в долгом поцелуе. Переводя дух, Эрмин чуть отстранилась, не размыкая объятий.
— Где твоя форма? — спросила она. — О, ты коротко подстригся, а я и забыла. Как глупо! Ты детей видел?
— Только заглянул, чтобы сказать «Тс-с!». Им не терпится присоединиться к нам, но пока ты полуголая, я не могу отойти от тебя! Эрмин, какая ты красивая! Я столько дней провел в чисто мужском обществе, и вот ты — твоя кожа, отливающая перламутром, нежное гибкое тело… запах твоих волос… Дорогая!
Они вновь обнялись. Ощутив, как руки Тошана скользят вдоль ее спины, Эрмин затрепетала от удовольствия, а затем взметнулась волна желания — первобытного, неистового, пьянящего желания. Ей хотелось опуститься прямо на пол, чтобы слиться с мужем. Но он, ощутив этот прилив страсти, слегка отстранился.
— Позже! Ночью! — тихо произнес он с восторженной улыбкой. — Не будем терять ни минуты из отведенного нам времени! Одевайся быстро, иначе я окончательно потеряю голову!
— Но ты не уходи! — умоляюще протянула она, натягивая платье. — Скажи на милость, каким чудом ты оказался здесь в Рождество? Твоя мать, должно быть, глазам своим не поверила!
Тошан неотрывно смотрел на нее, его переполняла нежность.
— Мама знала. Я предупредил ее телеграммой, вчера, и она ждала меня.
Молодая женщина расчесывала волосы. Взмахнув гребнем, она воскликнула:
— Теперь я понимаю, почему Тала была такая радостная и сияющая! Так поэтому она потребовала, чтобы я срочно прибыла сюда с детьми?
— Ну да, так и есть. Я хотел сделать тебе сюрприз.
— Какой чудесный сюрприз! Но мне через два часа нужно петь в церкви! Вот жалость, ты ведь не сможешь пойти туда со мной!
— Любимая женушка, да я не расстанусь с тобой даже на миг. Знаешь, я хотел было появиться в конце мессы — как в тот рождественский вечер восемь лет назад, когда ты пела в церкви Сен-Жан-де-Бребёф. Но это означало, что мне пришлось бы дожидаться еще два-три часа, а это выше моих сил!
Эрмин была почти готова, она бросилась мужу на шею и обвила ее руками.
— О любовь моя, я никогда не забуду то Рождество тридцать первого года, — серьезно сказала она. — Жозеф Маруа схлестнулся с маминым садовником, этим жутким Селестеном, который хотел ударить тебя ломом. А я наконец отыскала тебя,
— На санях! У Дюка, казалось, выросли крылья, так стремительно он мчался, — добавил Тошан, обуреваемый воспоминаниями.
«Боже, придется сообщить ему, что его пса прикончил проклятый Закария Бушар, — вспомнила она. — Но не сейчас! Ничто не должно омрачить нашу встречу».
Она закружилась, взметнув черный бархат скроенного по последней моде — подкладные плечи и широкая юбка — платья, идеально облегавшего ее высокую грудь.
— Я все еще тебе нравлюсь? — спросила она кокетливо.
— Будто не знаешь! Когда мне дали увольнительную, я думал, у меня сердце остановится, так был счастлив. Но своим отпуском я обязан тебе: офицер, который аплодировал твоему выступлению в зале Капитолия в Квебеке, выдал мне специальное разрешение. Давай-ка подпиши для него, не откладывая, свою фотографию, я ему передам.
— У меня даже не было времени отправить письмо! Или написать! — призналась она. — Прошу тебя, не заговаривай о своем отъезде, мне хочется думать, что ты здесь на несколько недель или месяцев!
Он стиснул ее в объятиях, движимый все тем же желанием не расставаться с ней до конца своих дней, забыть о возвращении в часть. Его несколько удивило, что Эрмин оказалась такой живой и веселой, тогда как он опасался, что она будет задумчивой и печальной.
— Похоже, тебе идет на пользу жизнь в твоем заброшенном поселке, — ласково подступил он. — Ты нуждаешься в отдыхе, в безопасности. В гарнизоне я нередко пытался представить, что ты делаешь в этот час, думал, что ты читаешь в гостиной в материнском доме, в тепле, в надежном месте, в окружении семьи.
Молодая женщина отвернулась, чтобы не выдать себя. Тошан пока понятия не имел о той буре ненависти, которой противостояли Тала с Эрмин. «Не буду ничего ему говорить без согласия его матери, — подумала она. — Мы ему расскажем о наших проблемах завтра, не сейчас! А еще нужно будет поговорить о Кионе, о ее перемещениях и о видениях. В сущности, я тоже применяю на практике умолчание! Тошан, которому я поклялась в верности, знает о прошлом своей матери меньше, чем я, меньше, чем мои родители…»
— Давай поспешим! — сказал он, обнимая ее за талию.
В кухне их встретил хор нестройных восклицаний. Мукки кинулся к отцу и прижался к нему. Лоранс и Мари, более сдержанные, несмело попросили поцеловать их.
— Идите сюда, мои красавицы! — воскликнул Тошан. — О, да у вас одинаковые платья! Готов поспорить, что это позабавилась ваша бабушка Лора, сшив вам одинаковые одежки.
— Нет, папа, она купила эти платья! Бабушка Лора шьет куда хуже, чем бабушка Тала.
Девочки вскочили, чтобы поцеловать отца. Киона, сидя у рождественской елки, наблюдала за этой сценой, прижимая к груди плюшевого медвежонка. Эрмин заметила, что сводная сестра смотрит на Тошана с мечтательной улыбкой.