Сиротка. Дыхание ветра
Шрифт:
Окончание этого музыкального дня было прервано появлением Шарлотты.
— Куда ты подевалась? — удивилась Мирей. — Ты сбежала, как только я подала чай.
— Воспользовалась случаем, навестила Симона, — грустно сказала Шарлотта. — В этот час он задает корм животным в хлеву, так что я не побеспокоила Маруа. Но лучше бы я осталась с тобой. Ладно, поднимусь к себе, что-то я себя неважно чувствую.
Эрмин хотела было отправиться следом за Шарлоттой, но тогда мать бы обиделась: Лора уже держала наготове новую пластинку.
— Дорогая, вот
— Мама, — сказала Эрмин, — не будь так сурова к «воробышку». Мне не терпится снова послушать эту невероятную певицу. Я пока ничего не сказала о ней, потому что пережила своего рода откровение. У этой певицы уникальный голос, который проникает прямо в душу. Она не притворяется, а проживает каждое спетое ею слово! Думаю, она станет еще более знаменитой.
— Вот как! — сказала Лора, и ее глаза широко раскрылись от изумления. — Возможно, если она подберет себе не такой вульгарный репертуар.
— Он у нее не вульгарный, а популярный! — отрезала Эрмин. — Если бы ты слышала, что рассказывал мне Дюплесси о Париже и некоторых его кварталах, ты бы лучше поняла. Мы послушаем Нинон Валлен вечером. Схожу посмотрю, как там Шарлотта, она, похоже, чем-то очень расстроена.
— Да очередная сердечная размолвка! — заметил Жослин. — Хуже всего то, что эта девушка просто страсть как любит бегать к своему жениху, даже не одевшись как следует. Если она заболеет, то причину и искать не надо. Накинет на плечи шаль да в ботиночках по снегу. Хоть тут и недалеко, одеваться надо как следует. Дети, это и вас касается!
Мукки и Луи вежливо протрубили «да». А тем временем Эрмин поднялась по лестнице и уже в коридоре расслышала рыдания. Она вошла в комнату Шарлотты: девушка лежала ничком на кровати и плакала навзрыд.
— Лолотта, что с тобой? — спросила Эрмин, беря Шарлотту за руку.
— Не называй меня так! Я больше не ребенок и хочу, чтобы ко мне обращались как к женщине.
С этими словами она встала и с потерянным видом посмотрела на Эрмин. По ее искаженному лицу можно было понять, что она в страшном отчаянии.
— Прости меня, Шарлотта! Постараюсь исправиться. Расскажи мне, в чем дело. Мне не нравится, что ты в таком состоянии. Это из-за Симона?
— Да! Мирей меня довела: она в очередной раз стала твердить о том, что лучше мне выйти замуж за Армана. Чтобы успокоиться, я захотела повидаться с Симоном, которого я люблю. Он был в хлеву, задавал сено Шинуку. Симон такой милый. Я бросилась ему на шею, поцеловала в губы, а он… он меня оттолкнул! Эрмин, только откровенно, Тошан мог бы поступить так?
— Бывало такое, когда он злился на меня. А вы с Симоном не поссорились?
— Да нет же, совсем нет! И еще: он так холодно посмотрел на меня, уверяю тебя. И он мне сказал, что я должна вести себя как серьезная девушка, мне, мол, не хватает сдержанности. В одном
У Эрмин тоже были кое-какие сомнения на сей счет, но она решила, что сейчас не время их высказывать.
— Он же решил на тебе жениться. Зачем ему это, если он тебя не любит? Шарлотта, не воспринимай это так трагически. Жозеф с Бетти воспитали всех своих троих детей в строгости, в страхе перед грехом. Если тебя это успокоит, я могу переговорить с Симоном. Хорошо?
— Согласна. Да, я выйду за него замуж, даже если не нравлюсь ему. Когда мы будем жить вместе и каждую ночь спать вдвоем, он в конце концов привяжется ко мне. У нас будут дети, так что он не осмелится бросить меня, как бросил других своих невест.
— Ну, это были не совсем невесты, — заметила Эрмин. — Я знаю Симона. Когда ты станешь его женой и матерью его детей, он ни за что тебя не бросит. Вытри слезы, Шарлотта. По совету Октава мама подарила мне французские пластинки. Тебе надо послушать Эдит Пиаф, как она поет «Мой легионер».
Чтобы развеселить девушку, да и ради собственного удовольствия, Эрмин напела вполголоса:
Были сини глаза у него, У него был веселый нрав. На руке татуировка была, Лишь два слова: «Я прав!»— Очень мило! — заметила Шарлотта. — Мимин, обожаю, когда ты поешь! Ты разучишь эту песню?
— Если мама прежде не выбросит пластинку! — пошутила Эрмин. — Она так смутилась, что эту песню услышали дети. Кстати, есть одна песня, которую я непременно хочу перенять — у Рины Кетти. Такая красивая, волнующая — «Буду ждать тебя».
— Тогда давай сейчас же спустимся, чтобы и я могла послушать, — загорелась вдруг Шарлотта. — Это отвлечет меня от мыслей.
Взявшись за руки, они вышли из комнаты, сбежали вниз по лестнице и присоединились к Лоре и Жослину. Живые и грациозные, внешне они были совершенно непохожи: одна — блондинка с молочно-белой кожей, другая — шатенка с матовым цветом лица. Уже ночь наступила на дворе, а снег все так же шел и шел. На кухне гремела кастрюлями Мирей, и в теплом воздухе витал соблазнительный аромат рагу со свининой.
Стоял последний день 1939 года, последний день хрупкого покоя в стенах этого богатого особняка.
Эрмин сдержала свое слово и на следующий день, еще до полудня, надела снегоступы, закуталась потеплее и направилась к дому Маруа. Погребенный под плотным снежным покровом, Валь-Жальбер, как никогда, напоминал поселок-призрак. В голове Эрмин звучало множество новых мелодий. Накануне, уложив детей спать, они еще раз прослушали пластинки «воробышка» Пиаф, Жана Саблона, Рины Кетти и Нинон Валлен.