Сиротка. Слезы счастья
Шрифт:
Тошан тут же пожалел об этом своем предложении: Эрмин может устроить ему сцену, когда она увидит, что в Лак-Сен-Жан приехала эта красивая женщина, похожая на Симону. Но затем ему стало стыдно за то, что он так плохо подумал о своей жене. «Эстер – мученица, выжившая в лагере смерти. Она имеет право на мирную жизнь вдали от этого старого континента, на котором произошло доселе невиданное массовое истребление евреев. Холокост. У Мин очень доброе сердце, она обладает восхитительной широтой души, а потому поймет меня и одобрит мой поступок».
Пока
– Я запишу ваш адрес и номер телефона. Если в Нью-Йорке мне не понравится, я наведаюсь в ваш Квебек, однако я мерзлячка, а там, насколько я знаю, зимы суровые.
– В Нью-Йорке тоже.
– Вы упрямы. Я подумаю о том, как мне поступить, во время своего путешествия через океан. Тошан, я еще раз благодарю вас за все то, что вы сделали, за этот ужин и за этот разговор. Мы с вами могли бы переписываться. Я делала бы это с удовольствием.
– Тогда записывайте: «Тошан Дельбо, в середине леса, на берегу Перибонки – бурной реки, которая несет в своих волнах мелкий золотистый песок и которая на несколько месяцев в году покрывается льдом!» – сказал Тошан, смеясь. – Я шучу! Самое простое – это направлять письма моей теще, мадам Лоре Шарден, которая живет на бульваре Сен-Жозеф в Робервале. А она будет переправлять ваши письма мне. У нас имеется для этого свой особенный способ. Или нет, подождите, записывайте: «Постоялый двор в поселке Перибонка». Я там бываю часто. Это захолустный городок на берегу озера. Летом я езжу туда на мотоцикле, а зимой запрягаю своих собак в сани, которые сделал сам и которыми очень горжусь.
На его лице появилось меланхолическое выражение. Он скучал по своей земле, по своим деревьям, по своей реке и по тому уникальному чувству свободы, которое испытывал, когда оказывался наедине с природой.
– Вы в конце концов убедите меня остановить свой выбор на Квебеке и отказаться от Нью-Йорка, – покачала головой Эстер.
– Я добьюсь этого сегодня, поскольку приглашаю вас провести остаток вечера со мной. Сегодня ведь канун нашего расставания, и я настаиваю на том, чтобы вы согласились.
– Это было бы неразумно с моей стороны. Я намеревалась сегодня лечь спать рано. Мой поезд отправляется в семь часов утра. Отвратительный поездишка, который доставит меня в Перигё. Оттуда я поеду другим поездом в Париж.
– Мне вообще-то тоже здесь делать больше нечего. Вчера после полудня, как вам уже известно, я смог выразить свою благодарность местному полицейскому. Мы выпили с ним по три рюмки за мое воскресение. Я поеду в Париж вместе с вами. У нас будет время поболтать. Я вообще болтливый. Если хотите, я расскажу вам об особенностях квебекского диалекта. В нем много специфических словечек.
Тошан произнес несколько фраз на квебекском диалекте, так забавно имитируя акцент своих земляков, что Эстер прыснула со смеху. Тошану она казалась очаровательной, и, зачастую легко поддаваясь
– Вам нет никакой необходимости меня эскортировать, – шутливым тоном сказала Эстер.
– Несомненно, но поездка в Париж в вашем обществе покажется мне не такой длинной. Если я вам надоем, перейду в другой вагон. Обещаю.
– Я напомню вам об этом вашем обещании, если вы будете уж слишком болтливы, дорогой друг.
Глядя друг на друга заговорщицким взглядом, оба улыбнулись.
Находясь весьма далеко от Монпона, Киона только что заснула, положив голову на плечо Делсена. Она сильно вздрогнула от видения, которое предстало перед ее мысленным взором, прервав сон: ее сводный брат Тошан стоял, ярко освещенный солнцем, возле красивой женщины, лицо которой было Кионе знакомо.
– Что с тобой? – проворчал Делсен. – Ты меня разбудила.
– Ничего, ничего, – сонно пробормотала Киона.
– Ну, тогда спи. Нам на этом поезде еще ехать и ехать. Мы прибудем к месту назначения завтра.
– Хорошо, Делсен.
Однако Киона, разволновавшись, осталась лежать с широко раскрытыми глазами. Эта женщина, которую она только что увидела своим мысленным взором и которой было на вид лет тридцать, почему-то вызвала у нее чувство тревоги. «Я не хочу, чтобы она приехала к нам! – мысленно сказала Киона самой себе. – Этого допускать нельзя!»
Она не смогла бы объяснить самой себе почему. Чувствуя сильную тревогу, она уставилась на профиль Делсена. Затем мало-помалу успокоилась, и эта незнакомка отошла в ее сознании на второй план. Только ее возлюбленный имел для нее по-настоящему большое значение. Убаюкиваемая равномерным покачиванием вагона, она в конце концов снова заснула.
Расположившиеся на соседней полке вагона китаец и китаянка – семейная пара – снова принялись разглядывать Киону, задаваясь вопросом, будет ли для них хорошей работницей эта странноватая и красивая молоденькая девушка. Впрочем, назад пути уже не было, и им придется так или иначе с ней уживаться.
Роберваль, дом семьи Шарденов, пятница, 14 июля 1950 года
Лора величественно восседала в кухне за круглым столом, за которым она и ее родственники сейчас завтракали. Планировка этого ее нового дома и ухудшающееся здоровье ее пожилой служанки привели к появлению у нее новых привычек. Не отводя своих светлых глаз от пара, поднимающегося над чашкой кофе, она рассказывала об этом Мадлен.
– Эта кухня не имеет ничего общего с кухней, которая имелась у нас в Валь-Жальбере, – она, кстати сказать, больше походила на какой-то не очень удобный офис. Здесь я распорядилась установить самое современное оборудование, и теперь мы можем готовить пищу и есть в одном и том же помещении. Большую часть времени нас только трое, и поэтому…