Сиротка
Шрифт:
— Тошан, я твоя жена! — вскричала она, бросаясь ему на шею. — Посмотри, какая красота! Вершины сосен, месяц на небе, весь этот белый простор!
— Моя женушка! Такая красивая и такая ласковая! — шепнул он, целуя ее в шею.
Они целовались перед гостиницей, ярко освещенные окна которой были украшены серебристыми гирляндами.
— Я умираю от голода, — призналась девушка. — Сходи навестить собак, а потом мы здесь поужинаем. Я тебя приглашаю, у меня есть деньги.
— Мин, дорогая, нам будет лучше в лесу, — сказал он. — Нам не нужны деньги, чтобы быть счастливыми и отпраздновать
— Хорошо, поступай как знаешь, — прошептала Эрмин, отказываясь от идеи провести вечер за накрытым столом, а ночь — в теплой и темной комнате, где можно было бы, искупавшись в теплой воде, скользнуть под одеяло, которое пощадило бы ее стыдливость.
Но Тошан назвал ее «Мин, дорогая», и она не нашла в себе сил противоречить. Тошан оделил собак сушеной рыбой, потом проверил упряжь.
— Укутайся потеплее, — посоветовал он. — Сейчас всего шесть часов, и позже станет еще холоднее. Но завтра мы снова немного согреемся на солнце.
Девушка заняла свое место в санях, прислонившись к обтянутой кожей спинке, надела шерстяную шапку и варежки, потом натянула одеяло до самого подбородка.
— Куда ты повезешь меня, о супруг мой? — смеясь, спросила она.
— Увидишь, любопытная лисичка! — отозвался Тошан, направляя собак к озеру.
Юноша выбрал дорогу, огибавшую берег. Скоро он повернул в сторону и углубился в кленовую рощу. Эрмин прислушивалась к поскрипыванию снега под полозьями и ритмичному дыханию трех собак. Тошан сказал, когда кормил их, что это собаки породы маламут [64] .
64
Эскимосские собаки, порода была выведена на Аляске.
«Как пройдет моя брачная ночь? — думала девушка. — Я боюсь, ведь не знаю, как мне себя вести. Неужели мне придется полностью раздеться? Но, если мы будем спать на улице, нам будет очень холодно…»
Страхи теснились у нее в голове, и она очень жалела, что не может прижаться к Тошану. Рядом с ним все было просто: стоило ему прикоснуться, как в ее теле просыпалось желание, не оставлявшее времени для размышлений.
— А мы можем остановиться и перекусить? — предложила девушка. — Я очень хочу есть.
— Потерпи еще немного, — ответил он. — Мне нужно найти место получше.
— Какое место? — спросила она. — Тошан, мы в лесу! На много миль вокруг нет ни хижины, ни поселка!
— Сейчас мы едем по охотничьей тропе. Недавно здесь прошли собачьи упряжки, я вижу следы полозьев. Лучше уехать подальше от нахоженных троп. И я плохо знаю эти места.
Девушка подавила вздох. Она закрыла глаза, положила голову на сумку и натянула на нос одеяло. Скоро Эрмин уснула.
Прошло много часов, прежде чем прикосновение веточки к щеке заставило девушку проснуться.
— Мин, дорогая, моя певчая птичка, вставай!
Она приподнялась на локте и увидела лицо Тошана в нескольких сантиметрах от своего лица. Голова его и плечи были очерчены ослепляющим золотистым светом.
— Где мы? — пробормотала она. — Ты развел костер?
Сев в санях, она залюбовалась пылавшим неподалеку костром. Собаки, с которых Тошан снял упряжь, лежали на снегу. Вокруг саней огромные рыжие стволы деревьев уходили в темноту.
— Я устроил нам лагерь среди лиственниц, — сказал Тошан так, словно это имело огромное значение. — Эти деревья очень стары и полны мудрости. В нескольких шагах под панцирем льда журчит источник. Я пробил во льду полынью и сейчас наберу воды.
Эрмин встала. Торжественный тон мужа поразил ее. Она прошлась вокруг костра, чтобы размять ноги. Ведомая ощущением полноты жизни, не знакомым ей ранее, девушка нежно прикоснулась к коре лиственницы.
— Ты прав, — сказала она вдруг. — Здесь нам будет лучше, чем в гостинице. Здесь все так безмятежно…
— Белая сова показала мне сюда дорогу, — отозвался Тошан, который как раз склонился над санями.
Рядом с костром юноша поставил свои вещи — ящик и узел — и сумки Эрмин. Она увидела, что он разворачивает и встряхивает тяжелый кусок ткани, оказавшийся разноцветным одеялом.
— Я стелю нам постель, — добавил он. — Ты все еще голодна?
— О да! Я приготовлю ужин.
Девушка встала на колени на медвежью шкуру, которую расстелила поверх обледеневшего снега. Радуясь как ребенок, она стала выкладывать собранную заботливой Мирей провизию. Экономка догадалась положить две столовых салфетки в черно-белую клетку, льняное полотенце, вилки и ложки.
«Как далеко отсюда до дома! — сказала себе Эрмин. — Мне кажется, что я уехала много дней назад, а ведь на самом деле еще утром я пила кофе в гостиной, в Валь-Жальбере. Если бы мама меня видела! Мне до сих пор не верится, что так же они жили с отцом, лица которого я никогда не увижу. Я не слишком огорчилась, узнав о его смерти, но это неудивительно. Я его не знала…»
Тошан подошел, присел на корточки рядом с ней и принялся открывать бутылку хвойного пива, стоявшую между двух баночек с консервами.
— Нужно поджарить колбаски, — сказала ему Эрмин. — Но я не знаю как.
— Нанижи их на ветку и подержи над углями, они быстро поджарятся. Но смотри не обожгись. Я не хочу, чтобы ты испытала эту боль. Огонь — странная штука: он столь же благотворен, сколь и опасен.
Эрмин нерешительно улыбнулась, очарованная красотой юноши. Длинные черные волосы, которые он не стал связывать, смягчали надменные черты лица. Она невольно залюбовалась красотой его темных сияющих глаз, его пухлыми губами. По сравнению с ним она чувствовала себя невзрачной.
Что до Тошана, который тоже то и дело посматривал на нее, он находил ее красивой, как никогда. Он едва сдерживался, чтобы не наброситься на нее с поцелуями — такую румяную, белокожую, с маленьким носиком и красными улыбающимися губками… Особенно ему нравились ее небесно-голубые глаза, окруженные темно-коричневыми с золотистым отливом ресницами.
— Я уверен — твое тело похоже на ракушку, нежную, перламутровую! — прошептал он. — Я давно мечтаю о нем, и сегодня ночью я смогу ласкать и целовать его…