Сиротка
Шрифт:
Эрмин не была готова услышать столь недвусмысленные речи. Она отвернулась, едва дыша. Чтобы скрыть свое замешательство, она принялась открывать баночку с паштетом из зайчатины, который приготовила Мирей далеко-далеко от окруженной лиственницами поляны, в краю, где живут благопристойные люди, у которых не принято демонстрировать свои чувства при свете дня и тем более при посторонних, которые зачинают детей в полной темноте, на кроватях и под простынями…
— Что не так? — спросил он. — Ты не улыбаешься?
— Меня
Тошан не стал над ней смеяться, не стал комментировать ее слова. Он молча ел нарезанный ломтями хлеб с паштетом и колбасками. Эрмин расслабилась, потому что он так ласково ей улыбался… Она постаралась забыть о «нежной перламутровой ракушке». Они выпили пива из одной кружки.
Как только огонь переставал танцевать над угольками, юноша подбрасывал в умирающее пламя полено, и оно тотчас оживало.
— На десерт у нас плитка шоколада и печенье, — объявила Эрмин. — Как нам хорошо, Тошан! Мне уже не холодно, я сыта, и от пива кружится голова.
— Я не хочу десерта, — сказал он изменившимся голосом. — Я хочу тебя, потому что очень сильно и давно тебя люблю. Я так долго мечтал об этой минуте и не могу больше ждать!
Эрмин быстро собрала остатки ужина и легла на медвежью шкуру, раскинув руки в стороны. Сердце ее колотилось, как сумасшедшее, грудь поднималась в ритме прерывистого дыхания. Она боялась того, что должно было случиться, и в тоже время умирала от любопытства.
Тошан сперва снял с нее сапожки, потом черные хлопчатобумажные чулки, провел ладонями по точеным ножкам, нежная кожа которых мерцала в отсветах пламени. Она закрыла глаза. Ею овладела сладостная истома, с уст сорвался счастливый вздох.
— Ничего не бойся, — сказал он успокаивающим тоном.
— Я тебе доверяю, — отозвалась она.
Кончиками пальцев он пробежался по внутренней поверхности бедер, погладил ее живот.
— Придет день, и ты, Мин, будешь носить моего ребенка, — с сияющей улыбкой сказал он.
Девушка кивнула, не открывая глаз. По той легкости, с какой Тошан справился с застежкой на юбке, она поняла, что он не раз имел дело с женской одеждой. Он снял с нее юбку, но, чтобы не испугать ее, не стал трогать розовые атласные трусики.
«Я так боялась предстать перед ним обнаженной, а это не так уж страшно! Но мне хотелось бы, чтобы он меня поцеловал…»
Тошан занялся белым свитером. Она помогла любимому снять его, слегка приподнявшись.
— Жаворонок, я ощиплю твои перышки, — пропел он, опуская бретельки батистовой нижней сорочки.
Он наклонился и поцеловал кончик одной грудки, потом накрыл обе своими ладонями.
— Они теплые и полны сока! — прошептал он. — Ты очень красивая, моя дорогая Мин! Обнаженная ты еще красивее, чем в
— Иди ко мне, — прошептала девушка. — Поцелуй меня, прошу тебя! Целуй и ничего больше не говори!
Но он встал и принялся стягивать с себя одежду. Эрмин осмелилась посмотреть на него украдкой и тут же закрыла лицо руками.
— Посмотри на меня! — воскликнул он. — Прошу тебя, смотри! Жене нечего стыдиться своего мужа. Мы одни в лесу, на поляне, окруженной лиственницами! Я люблю тебя, и ты меня любишь. Смотри на меня!
Она заставила себя подчиниться, хоть и не без страха. Великолепное тело медного оттенка явилось ее взору, мускулистое, с квадратными плечами, узкими бедрами и красиво очерченными прямыми ногами.
Девушка сразу же поняла, что пытался ей сказать Тошан. Если она сможет отринуть предрассудки и запреты, эти оплоты своей стыдливости, брачная ночь станет незабываемым событием в ее жизни, потому что ей не будет ни страшно, ни больно. Она станет женщиной до последней клеточки своего существа, растворится в безбрежном удовольствии всепоглощающей любви, в которой будут участвовать на равных ее тело, сердце и душа.
— Я смотрю на тебя! — проговорила она наконец. — Вижу тебя всего!
Тошан улыбнулся, он был доволен. Он лег с ней рядом и поцеловал в губы. Эрмин испытала невыразимое облегчение. Соединивший их страстный поцелуй моментально пробудил ее чувства. Она осмелилась прикоснуться к нему — сначала к плечам, потом к животу… Их нагота вдруг показалась ей естественной, простой, как вечность, как нагота Адама и Евы в райском саду. Они позабыли об окружавшем их снеге, о холоде, от прикосновения которого временами вздрагивали их тела.
— Я люблю тебя! Я так тебя люблю! — выдохнула она, когда он оставил ее губы, чтобы поцеловать набухший от желания сосок.
В глубине ее существа рождались такие восхитительные волны радости, что Эрмин не смогла сдержать крик. Он заметил, как напряглось ее тело, и ни на мгновение не отрывался от нее, подводя к экстазу. Руки его и обжигающе горячие губы неутомимо ласкали каждый сантиметр обожаемого тела.
— Мин, Мин, — повторял он, глядя на нее. — Ты моя любимая женушка, самая красивая, самая нежная. Огонь освещает твое тело, самую красивую ракушку в мире!
— Тошан, будь со мной, — позвала она. — Иди ко мне!
Он лег на нее, теплый и тяжелый. Его член коснулся темного треугольника внизу ее живота. С тысячей предосторожностей он вошел в нее. Она коротко вскрикнула от боли.
Где-то далеко выли волки. Белая сова села на ветку самой старой лиственницы и стала смотреть на огонь.
Глава 18. «Там где вихрем кружит вода…»
Поляна, окруженная лиственницами, 26 декабря 1931 года