Сиротливый запад
Шрифт:
ГЕРЛИН КЕЛЛЕГЕР, семнадцати лет, хорошенькая
ОТЕЦ УЭЛШ, тридцати пяти лет
КОУЛМЕН КОННОР
ВАЛЕН КОННОР
Картина первая
Кухня-гостиная в старом фермерском доме в Линейне, графство Гэлуэй. В глубине сцены, справа, входная дверь. На авансцене – стол
УЭЛШ. Дверь открытой оставил, Вален должен подойти.
КОУЛМЕН. Оставил так оставил.
УЭЛШ усаживается за стол. КОУЛМЕН разливает самогон по стаканам.
Выпьешь за компанию?
УЭЛШ. Конечно, о чем разговор.
КОУЛМЕН (тихо). И чего спрашивал. Дурацкий вопрос, черт.
УЭЛШ. А?
КОУЛМЕН. Дурацкий, черт побери, вопрос задал.
УЭЛШ. Почему же?
КОУЛМЕН, не отвечая, подает ему стакан и садится за стол.
УЭЛШ. Хватит чертыхаться, сколько можно.
КОУЛМЕН. Хочу и чертыхаюсь.
УЭЛШ. Отца твоего ведь только что похоронили.
КОУЛМЕН. Ну конечно, конечно, тебе видней.
УЭЛШ (после паузы). А народ симпатичный собрался.
КОУЛМЕН. Стая стервятников. В надежде поживиться.
УЭЛШ. Да ладно тебе. Пришли почтить память, только и всего.
КОУЛМЕН. Только семь из них не задавали никаких вопросов насчет поминок. А остальные только и спрашивали: «А выпивка будет? А пирожки слоеные будут?» Никаких им пирожков в этом доме. Во всяком случае, пока Вален контролирует все расходы. Были бы деньги у меня, я б сказал: «Ладно, приходите, налетайте, ешьте, пейте. Только вот деньги не у меня. У Валена».
УЭЛШ. А Вален насчет денег прижимистый. Немного.
КОУЛМЕН. Немного? Да он из-за гроша удавится. Кстати, этот самогон его. Так что если он заявится и закатит скандал, скажешь, что я налил исключительно по твоей просьбе. И по очень настоятельной. Повод все-таки серьезный.
УЭЛШ. Полдня пьешь, полдня работаешь. Так и не докрасил мне, что обещал.
КОУЛМЕН. Да подумаешь, стены красить. Любой мальчишка справится, не хуже пьяницы. Тоже мне, работа.
УЭЛШ. А я ни капли спиртного в рот не брал, пока в этом приходе служить не начал. В таком запьешь.
КОУЛМЕН. Чтобы запить и одного прихожанина хватит.
УЭЛШ. Но в алкоголика я не превратился. Просто люблю это дело. Вот и все.
КОУЛМЕН. Ну, само собой. Как скажешь.
Пауза.
Пирожки с начинкой, черт бы их побрал. Ох уж эта белобрысая, старая стерва. Двадцать лет мне за кружку пива должна. «Завтра, завтра верну.» И так каждый раз, сука. Ну, память у нее ни к черту, мне-то что с того. Засунуть бы ей этот самый пирожок в задницу.
УЭЛШ. Выбирать надо выражения, все-таки…
КОУЛМЕН. По-другому не могу.
Пауза.
УЭЛШ. Вот папа умер, сиротливо будет в доме, да?
КОУЛМЕН. Не будет.
УЭЛШ. Ну, хоть немного-то будет, никуда не денешься.
КОУЛМЕН. Ну раз ты это говоришь, да еще с таким напором, так оно и будет. Наверное, насчет сиротства, ты самый главный спец.
УЭЛШ. А девушка у тебя на примете есть? Ты ведь теперь свободный и небедный. Наверное, отбоя от девчонок нет?
КОУЛМЕН. Ну уж, конечно.
УЭЛШ. Ну и настроеньице у тебя сегодня.
Пауза.
А ты когда-нибудь влюблялся?
КОУЛМЕН. Да, один раз влюбился, только не твое это собачье дело. В колледже. Звали ее Элисон О' Хулиген. С рыжей копной волос. Любила кончик ручки во рту держать. Как-то раз горло себе пером и проткнула. Так оно еще там и застряло. Вот и вся любовь.
УЭЛШ. Она что, умерла?
КОУЛМЕН. Да куда там. Но лучше ей, сучке, было б помереть. Нет, обручилась с этим ублюдком доктором, который вытащил перо из горла. А для врача это пара пустяков. Жаль, меня рядом в тот момент не оказалось.
Пауза. УЭЛШ пригубляет стакан.
Входит ВАЛЕН. В руках у него дорожная сумка. Достает из нее фигурки святых и расставляет их на полке. КОУЛМЕН наблюдает за происходящим.
ВАЛЕН. Стеклопластик.
КОУЛМЕН (после паузы). Гребаный стеклопластик.
ВАЛЕН. Сам ты гребаный.
КОУЛМЕН. А ты трижды гребаный, понял?
УЭЛШ. Ну, хватит вам!!!
Пауза.
О, Господи!
ВАЛЕН. Он первый начал.
УЭЛШ (после паузы). Том Хенлон вернулся. Я говорил с ним на похоронах. Том знал твоего отца?
КОУЛМЕН. Немного знал. Арестовывал отца несколько раз за то, что он голос на монашек поднимал.
УЭЛШ. Да, я об этом слышал. Неужели это преступление?
КОУЛМЕН. Для кого-то – да.
УЭЛШ. Да ладно тебе.
КОУЛМЕН. Вот тебе и ладно.
ВАЛЕН. Ненавижу этих гребаных Хенлонов.
УЭЛШ. А за что?
ВАЛЕН. За что? А разве не ихний Мартин отхватил уши нашему бедняжке Лэсси? Тот кровью так и истек.
КОУЛМЕН. Но доказательств-то у тебя нет. Никаких.
ВАЛЕН. А разве он не хвастался перед Билли Пендером?
КОУЛМЕН. Это всего лишь косвенная улика. С ней в суд не пойдешь. Подумаешь, хвастался перед мальчишкой, да еще слепым.
ВАЛЕН. Да разве ты меня поддержишь? Как бы не так.
КОУЛМЕН. Этот пес только и знал что лаял.
ВАЛЕН. Так что ж, за это ему надо уши отрубать? На то и собака, чтобы лаять, будто не знаешь.
КОУЛМЕН. Но не так часто. Иногда они молчат. А этот пес по лаю все гребаные мировые рекорды побил.